Глаз урагана
Шрифт:
– Ты ведь знал, что этим закончится, – цедит он сквозь ухмылку. – Сам ее отпустил.
– Сам, – подтверждает Наташа, задыхаясь под навалившимся на нее телом. – Сам виноват, сам, сам.
– Заткнись, тварь! – орет Верещагин.
– Простите?
– Не прощ…
Сообразив, что голос прозвучал наяву, а не во сне, Верещагин резко поднял голову и, едва не свалившись со стула, захлопал глазами.
Напротив сидел, казалось, материализовавшийся ниоткуда Павел Корягич по прозвищу Креветко. Он числился на объекте «Сура» специалистом по программному обеспечению, но допуска первой
Голова? Еще какая! Но какие мысли в ней бродят, какие планы вынашиваются?
Верещагин неоднократно уведомлял руководство о том, что не доверяет Корягичу. Учитывая бурный роман украинских генералов с НАТО, подозрения были более чем основательны. Недели две назад Верещагину попалась статья о военных системах США, приспособленных к работе на базе «Виндоуз». Добрая половина американских авианосцев, бомбардировщиков, вертолетов и локаторов управлялась командами, поступающими из ярких «окошек», знакомых каждому владельцу компьютера. А раскопки электронных залежей Интернета выявили, что во время совместных военных учений Украины и НАТО использовались аналогичные программы. Кто адаптировал их, как не спецы по «виндовским» кодам? Например, тот же Корягич-Креветко, поприветствовавший Верещагина в своей обычной развязной манере:
– Превед, медвед!
– Я тебе не «медвед», – привычно рассердился Верещагин, отлично зная, что на Корягича это не подействует.
Самоуверенный и нахальный тип, который не признает ни авторитетов, ни субординации. Пытаешься его урезонить, а он либо безмятежно ухмыляется, либо несет какую-то профессиональную белиберду, от которой уши вянут. Однажды Верещагин стал свидетелем, как Корягич проорал замдиректора: «В Бобруйск, животное», – а когда тот схватился за сердце и побагровел, словно от удушья, безмятежно пояснил, что, мол, это всего-навсего добрая шутка, известная каждому нормальному программеру. Верещагину вовсе не хотелось становиться объектом подобных сомнительных шуток. Но сегодня, как выяснилось, Корягич был настроен на серьезный лад.
– Не медвед так не медвед, – согласился он, наваливаясь на стол грудью.
Запах его приторного одеколона ударил Верещагину в нос.
– Ко мне есть какие-то вопросы? – спросил он.
– У матросов нет вопросов, у кадетов нет ответов, – прозвучало в ответ.
– Слушай, мне не до праздной болтовни. Если пришел по делу, то выкладывай. А если позубоскалить явился, то поищи другого слушателя. Я очень занят.
– Видели мы, чем ты занят, – хохотнул Корягич, но тут же сделался крайне озабоченным. – У нас проблемы.
По глубокому убеждению Верещагина, ходячей проблемой «Суры» являлся не кто иной, как визитер, однако эту мысль он попридержал. Несмотря на многочисленные сигналы о ненадежности Корягича, руководство и кураторы из спецслужб почему-то не принимали к нему никаких мер. Более того, в начале недели у Верещагина состоялась конфиденциальная беседа с офицером внешней разведки, который
«И неощутимый вред», – не удержался от колкости Верещагин.
«Там видно будет, – невозмутимо произнес офицер. – Одним словом, прошу вас ничем не выдавать свою неприязнь к Корягичу. И если вдруг случится так, что он обратится к вам с необычной просьбой или предложением, то вам не следует возражать, Виталий Валентинович. Это не рекомендация. Это приказ».
«Я не обязан подчиняться вашим приказам!»
«Хорошо. Считайте это жесткой установкой».
«Насколько жесткой?»
«Настолько, что любые отступления будут расцениваться как государственная измена».
Уязвленный такой необъяснимой симпатией к другу украинцев и американцев, Верещагин преисполнился ядовитой желчи.
«Шаг влево, шаг вправо, – сказал он, – приравнивается к попытке к бегству и карается расстрелом?»
«Нет, – коротко мотнул головой офицер разведки. – Расстрел вам не грозит, поскольку на смертную казнь наложен мораторий. Но сроки пожизненного заключения пока что никто не отменял. Зато может быть отменен указ о присвоении вам госпремии. Который, кстати, уже подписан».
«Ох уж эти агенты спецслужб! – буркнул Верещагин. – Как ловко вы сюда премию приплели. Горькую пилюлю решили подсластить?»
«Наоборот, – расщедрился на полуулыбку офицер. – Поперчил конфету».
Странное все же чувство юмора у этих разведчиков. И в любимчиках у них ходят люди странные. «Хотя, – подумал Верещагин, – офицер разведки не стал опровергать подозрения в адрес Корягича, а всего лишь порекомендовал держать их при себе. Сплошные тайны мадридского двора».
– Какие проблемы? – спросил Верещагин, подавляя зевок.
– Атака, – ответил Корягич. – Нас атаковали.
– Кто?
Верещагин скользнул взглядом по стенам и поднял глаза к потолку, словно ожидая взрыва или появления вооруженных до зубов десантников-диверсантов.
– Кто? – Корягич издал нервозный смешок. – Троянцы в пальто. Какая разница, кто? Американцы, израильтяне, поляки, верные сыны Ким Чен Ира. Главное, что они уже расшифровывают наши PGP-сообщения.
– Как?
– Элементарно, Ватсон. Я обнаружил прилипал внутри железок. И моя клава сбивается на морзянку.
– А по-русски? – потребовал Верещагин.
Корягич вздохнул, как будто ему предложили перевести сказанное на латынь или наречие суахили.
– На задних панелях некоторых компьютеров установлены специальные считывающие устройства, – пояснил он, с трудом подбирая слова. – А в мою клавиатуру вмонтирован так называемый монитор. Таким образом, каждое нажатие на клавишу, включая пароли и коды, записывается. – Корягич откинулся на спинку стула и переплел руки на груди. – Конечно, я поснимал всю эту хреновину и почистил жесткие диски «Эразером», но этого мало. Следы остались в своп-файлах, а их можно восстановить. Боюсь, ребята, проникшие в нашу систему, позаботились об этом. Я не удивлюсь, если все наше рабочее железо заражено вирусами, замаскированными под «гифы» и «эмпэшки».