Глаз в пирамиде

Уилсон Роберт Антон

— Не совсем так, — поправил его Говард. — Двадцать тысяч лет назад существовала философская школа, которая завидовала людям. Ее сторонники называли себя Первородными Грешниками, считая себя подобием прародителей человеческой расы, которые, как гласят некоторые из ваших легенд, позавидовали богам, из-за чего и пострадали. Они считали людей более совершенными, поскольку люди способны делать то, на что не способны дельфины. Они впадали в отчаяние, и многие из них покончили жизнь самоубийством. В долгой истории дельфинов они оказались единственными невротиками. А вообще-то наши философы считают, что каждый день нашей жизни мы живем красиво, чего нельзя сказать ни об одном человеке. Нашу культуру можно назвать комментарием к нашей естественной среде обитания, тогда как человеческая культура воюет с природой. Если какая-то раса страдает, то только ваша. Вы способны на многое, и все, что вам по силам, вы чувствуете себя обязанными делать. А в продолжение темы войны замечу, что враг находится впереди.

Джордж

различил вдали величественный город, возвышавшийся на холмах; холмы окружали глубокую впадину, которая, должно быть, была гаванью в те далекие времена, когда Атлантида находилась на поверхности земли. Повсюду, насколько видел глаз, тянулись здания. В основном они были приземистыми, но иногда встречались высокие прямоугольные башни. Субмарина направлялась к центру прибрежной части древнего города. Джордж не сводил глаз со зданий; сейчас он видел их намного лучше. Они были угловатыми, весьма современными на вид, особенно по сравнению с архитектурой другого города, над которым они проплыли, где чувствовалось смешение греческой, египетской и майянской культур. Пирамид здесь не было. Но у многих строений были разломаны крыши, а другие здания и вовсе превратились в груды развалин. Но все равно казалось поразительным, что затонувший в результате чудовищного землетрясения город, который опустился на многие тысячи футов, пока не оказался на дне океана, так хорошо сохранился. Наверное, здания были невероятно прочными и долговечными. Если бы Нью-Йорк пережил подобную катастрофу, от его небоскребов из стекла и металлических сплавов давно уже не осталось бы и следа.

Затем Джордж все-таки увидел одну пирамиду. Она была намного ниже окружавших ее башен и мерцала неярким желтым светом. Хотя ей недоставало высоты, она явно доминировала над гаванью, как приземистый, но могущественный военачальник доминирует в кругу высоких стройных воинов. Вокруг ее основания что-то двигалось.

— Это город Пеос в районе Посейда, — сказал Хагбард. — В Атлантиде целое тысячелетие после Драконьей Звезды это был самый великий город. Вроде как Константинополь, который тысячу лет был великим городом после падения Рима. И эта пирамида — Храм Тефиды, богини океанов и морей. Пеос стал великим городом благодаря судоходству. Я испытываю глубокую симпатию к этому народу.

Вокруг основания храма ползали странные морские существа, похожие на гигантских пауков. К их головам были прикреплены прожекторы, подсвечивавшие стены храма. Когда подводная лодка подошла ближе, Джордж разглядел, что это были не пауки, а машины, причем корпус каждой из них был размером с танк. Они рыли глубокие рвы вокруг основания пирамиды.

— Интересно, где их строили, — пробормотал Хагбард. — Трудно сохранить в секрете такой проект.

Пока он говорил, пауки прекратили все работы вокруг пирамиды. На мгновение они замерли. Затем один из них поднялся с океанского дна, за ним последовал другой, потом еще один. Они быстро выстроились клином и двинулись на подводную лодку, словно пытаясь схватить ее вытянутыми вперед клешнями. По мере приближения их скорость увеличивалась.

— Они нас засекли, — прорычал Хагбард. — Не должны были, но засекли. Никогда не стоит недооценивать иллюминатов. Ладно, Джордж. Не дрейфь. Нам предстоит сражение.

В это мгновение, но ровно на два часа раньше, Ребекка Гудман пробудилась от сна, в котором видела Сола, одну из заек «Плейбоя» и что-то зловещее. Звонил телефон («Кажется, там была еще пирамида, — пыталась вспомнить она, — или что-то в этом роде?»). Она потянулась слабой рукой мимо статуэтки русалки к телефонной трубке, сняла ее и поднесла к уху.

— Да, — осторожно произнесла она.

— Положи руку на свою киску и слушай, — сказал Августейший Персонаж. — Я хочу задрать твое платье и… — Ребекка бросила трубку.

Вдруг она вспомнила, какой испытывала кайф, вводя иглу в вену, и все те потерянные годы. Сол спас ее от этого кошмара, а сейчас Сол пропал, и странные голоса болтают по телефону о сексе точно так же, как наркоманы о своей дряни. «В начале был Мумму, дух чистого Хаоса. В начале было Слово, и оно было написано бабуином». Ребекка Гудман, двадцати пяти лет от роду, начала плакать. «Если он мертв, — думала она, — эти годы тоже потеряны. Обучение любви. Обучение тому, что секс — это нечто большее, чем очередная разновидность наркотика. Обучение тому, что нежность — это нечто большее, чем слово в словаре; что, как сказал Д. Г. Лоуренс, это не дополнение к сексу, а его основа. Обучение тому, о чем даже не догадывается этот телефонный маньяк, как не догадываются и многие люди в этой сумасшедшей стране. А затем утрата, утрата из-за какой-то дурной пули, бессмысленно выпущенной из ружья».

Августейший Персонаж, собираясь выйти из будки телефона-автомата на углу Сороковой улицы и авеню Америк, замечает на полу мерцание пластика. Нагнувшись, он поднимает порнографическую карту Таро, которую быстро сует в карман, чтобы рассмотреть на досуге.

Это Пятерка Пентаклей.

А когда тронный зал опустел и изумленные правоверные, укрепившись в вере, разошлись, Хасан опустился на колени и раздвинул две половинки блюда под подбородком Ибн Азифа. «Весьма убедительные крики», — прокомментировал

он, глядя на отверстие люка, скрытое до сих пор блюдом; из люка вылез Ибн Азиф, довольный тем, как он справился с ролью. Под его головой было здоровенное, весьма упитанное тело.

Трип пятый, или ГЕБУРА

И вот как был сформулирован Закон: УСТАНОВЛЕНИЕ ПОРЯДКА = ЭСКАЛАЦИЯ ХАОСА!

Лорд Омар Хайям Равенхурст, «Евангелие от Фреда», Честная Книга Истины

Вспыхнули огни, компьютер загудел. Хагбард подсоединил электроды.

30 января 1939 года один маленький глупый человечек выступил в Берлине с маленькой глупой речью. Помимо прочего он заявил: «В этот день, который, возможно, запомнится не только нам, немцам, я хочу сказать еще вот о чем: много раз в жизни был я пророком, и в большинстве случаев надо мной смеялись. Когда я боролся за власть, над моим пророчеством о том, что придет день и я стану управлять государством, а значит, всем народом, и в том числе решать еврейскую проблему, смеялись в основном евреи. Я убежден, что гиеноподобный смех евреев Германии застрянет в их глотках. Сегодня я в очередной раз хочу быть пророком: если международному финансовому заговору евреев в Европе и за пределами Европы опять удастся ввергнуть народы в мировую войну, это приведет к полному уничтожению всей еврейской расы в Европе». И так далее. Он всегда говорил что-то подобное. К 1939 году многие поняли, что глупый маленький человек был к тому же кровожадным маленьким чудовищем, но только маленькая горстка людей обратила внимание на то, что впервые в своих антисемитских речах он употребил слово Vernichtung — «уничтожение». Но даже они не могли поверить, что именно это он и имел в виду. В сущности, кроме узкого круга его друзей, никто даже не догадывался, что планировал этот маленький человек, Адольф Гитлер.

Кроме этого узкого, очень узкого, круга друзей, в близком контакте с Фюрером находились и другие люди, но и они не догадывались, что у него на уме. Например, Герман Раушнинг, губернатор Данцига, был убежденным нацистом, пока по некоторым намекам не начал понимать, куда ведут тайные желания Гитлера. Сбежав во Францию, Раушнинг написал книгу, предупреждавшую о планах его бывшего руководителя. Она называлась «Голос разрушения» и была очень убедительной, но самые интересные места в книге не понял ни сам Раушнинг, ни большинство его читателей. «Кто видит в национал-социализме всего лишь политическое движение, мало о нем знает», — говорил Гитлер Раушнингу, и это высказывание есть в книге, но Раушнинг и его читатели продолжали считать национал-социализм чрезвычайно гнусным и опасным политическим движением, и не более того. «Сотворение мира еще не завершено», — в другой раз сказал ему Гитлер; и Раушнинг снова записывал, не понимая смысла этой фразы. «Планета переживет подъем, который вы, непосвященные, не поймете», — пророчествовал Фюрер в очередной беседе; а еще как-то он заметил, что нацизм не только больше, чем политическое движение, но и «больше, чем новая религия»; и Раушнинг все это записывал, но ничего не понимал. Он даже зафиксировал слова личного врача Гитлера, который засвидетельствовал, что глупый и кровожадный маленький человек часто просыпается по ночам, потому что его мучают дикие кошмары, и кричит: «Это ОН, это ОН, ОН пришел за мной!» Старый добрый Герман Раушнинг, немец старой закалки, не готовый принять Новую Национал-социалистическую Германию, считал все это проявлением психической неуравновешенности Гитлера…

Все они возвращаются, все. Гитлер, и Штрайхер, и Геббельс, и за ними такие силы, что ты даже не можешь представить, папаша…

Ты считаешь, они были людьми, — продолжал бормотать пациент психиатру, слушавшему его с изумлением, — но подожди, вот ты увидишь их во второй раз. Они идут… К концу месяца будут здесь…

Карл Хаусхофер не был судим в Нюрнберге; попросите людей назвать имена тех, кто несет главную ответственность за решение о Vernichtung (уничтожении), и его имя никто не упомянет; даже в многочисленных версиях истории нацистской Германии его имя фигурирует разве что в сносках. Однако о его частых визитах в Тибет, Японию и другие страны Востока, о его даре пророчества и ясновидения рассказывают странные истории. По одной легенде, он принадлежал к некой секте весьма своеобразных буддистов-раскольников, которые доверили ему выполнение столь серьезной миссии в Западном мире, что он дал клятву покончить с собой, если ему не удастся ее осуществить. Если последние слухи верны, Хаусхофер, видимо, не справился с миссией, потому что в марте 1946 года он убил свою жену Марту, а затем совершил японский ритуал самоубийства, сэппуку. Его сын, Альбрехт, к тому времени был казнен за участие в «заговоре офицеров» с целью убийства Гитлера. (Об отце Альбрехт написал в стихотворении: «Мой отец взломал печать. / Он не почувствовал дыхания Зла / И выпустил Его скитаться по миру!»)