Глаз ведьмы
Шрифт:
Поразмыслив, он потихоньку, как бы исподволь, начал выполнять полученные инструкции, спуская дело Гореловой на тормозах. В немалой мере помогло и то, что шумиха в прессе и на телевидении разом прекратилась. Мякишев догадывался, чьих рук это дело.
Пылаева он ни во что не посвящал — еще не хватало ставить в известность о своих шагах этого мальчишку, волей случая выскочившего на должность, которой более заслуженные люди ждут десятилетиями. Однако в доверительном разговоре с начальником управления Трофимыч как бы невзначай обронил, что не в их интересах придавать делу Гореловой широкую огласку и задействовать на его раскрытии все силы. Есть и другие, не менее сложные и важные дела.
— Общественный резонанс, — бросив на него испытующий взгляд, заметил начальник управления.
— Ну да, неделю назад они вопили и брызгали ядом по одному поводу, а завтра начнут кусать нас за другое: опять, мол, все только для «коронованных особ», их и после смерти обслужат по высшему разряду, а убийство нашего брата журналиста или простого гражданина, как и прежде, никого не интересует.
— В этом ты прав, — признал начальник и разрешил снять часть людей, задействованных в работе по раскрытию убийства на Гончарной.
Под это разрешение Мякишев уменьшил группу более чем наполовину, а еще через пару дней вообще оставил в ней лишь сотрудников своего бывшего отдела, которым теперь, как исполняющий обязанности начальника, руководил Аркадий Пылаев.
Когда тот кинулся к Трофимычу за объяснениями, Мякишев хитро прищурился и в притворном сочувствии развел руками: что я могу поделать, все по распоряжению руководства! И Аркадий ушел ни с чем.
Зато Александр Трофимович был несказанно доволен: задуманное удалось провернуть комар носа не подточит. Если Пылаев настучит прежним хозяевам, отдававшим приказы Павлу Ивановичу, что дело Гореловой встало, то можно отговориться тем, что так приказал начальник управления, а предусмотрительный Мякишев запасся и его письменным распоряжением по этому поводу. Кроме того, он не снял ни одного человека из отдела Аркадия — пусть пашут, проявляя энтузиазм и добывая вновь испеченному начальнику отдела новую звезду на погоны. С этим теперь тоже стало много проще, чем раньше. Все, блин, обесценили, даже звания!
Ну да ладно, не в этом суть. Суть в том, что можно прекрасно отчитаться и перед новыми хозяевами — группа практически расформирована, офицеры, отвечающие за связь с общественностью, не дают в прессу и на телевидение никакой информации, да ее, в общем-то, и не было: следствие топталось на одном месте, заполняя информационную паузу пустыми бумагами. А немного погодя можно обрушиться на ничего не подозревающего Пылаева, выдрав его как сидорову козу за нераскрытые преступления — в городе не одну Горелову шлепнули, дня не проходит, чтоб кого-нибудь не отправили на небеса! Тогда Аркашка сам снимет людей и бросит их закрывать иные бреши и начнет метаться, когда поймет, что все закрыть невозможно и что его будут теперь драть постоянно на разных уровнях и скоро не повысят, как он надеялся, а освободят от занимаемой должности в связи со служебным несоответствием. Уж кто-кто, а Трофимыч прекрасно знал, как это бывает — сам много лет сидел в кресле начальника «убойного» отдела.
Кстати, в виновность Серова и его причастность к смерти Гореловой он не верил, но предпочитал держать это мнение при себе, понимая, что тут шла неведомая ему игра, в которую лучше не соваться, чтобы не подставить под топор свою драгоценную плешивую башку: пусть там рубятся, но без него! Если Серега впутался в серьезные разборки и стал разменной монетой в расчетах между нынешними хозяевами жизни, то пускай расплачивается за собственную глупость чем придется: кровью, свободой, жизнью. Жаль толкового сыщика, но себя еще больше жалко! Чего стоит одно только заявление Юрия Петровича, что придется расстаться с рюмашкой? Ломать себя, признаваться перед докторишками, что ты чуть ли не присяжный алкаш? Хотя, с другой стороны, обещанное ему кресло заместителя начальника главка и генеральские погоны стоили того — ради власти люди еще не на то соглашались, чего уж тут выпивка?
Но сложившаяся ситуация крайне беспокоила Мякишева, не давала покоя ни днем ни ночью, заставляя все чаще и чаще прикладываться к заветной бутылочке, спрятанной в шкафу за папками. Пугало затишье, как перед грозой, когда нечем дышать и небо нависло тучами, а дождь все никак не прольется, не даст долгожданного облегчения, но вдали глухо погромыхивает и сполохами мерцают зарницы. А ну как сейчас из туч звезданет молния — и прямо в тебя?!
Ближе к семи, закрывшись на ключ, Трофимыч решил облегчить страдания. Он распахнул дверцы шкафа и извлек из-за папок бутылку с коньячком. Налил полстакана, залпом выпил, бросил в рот ломтик лимона и сердито пристукнул по корешкам папок кулаком — чтоб ему провалиться, этому проклятому делу Гореловой и тем, кто его затеял!
К удивлению Мякишева, часть папок не поддалась, а осталась не месте, словно уперлась в нечто твердое. Сердце не хорошо бултыхнулось. Поставив стакан на телевизор — обычный предмет интерьера в кабинете современного руководителя, — Александр Трофимович дрожащими от волнения руками начал быстро вынимать из шкафа папки и бросать их прямо на пол.
Через несколько секунд его взору открылось завернутое в тряпки нечто, мешавшее папкам продвинуться к стене. При виде этого свертка Мякишев похолодел и обессилено сел на кучу скоросшивателей. Он догадался, что там лежит, — пистолет системы Макарова, табельное оружие увольняемого в запас по болезни подполковника милиции Серова! Тот самый пистолет, из которого застрелили агента, работавшего под псевдонимом Фомич, и его приятеля, а потом всадили пулю в несчастную Полину Горелову.
Все, мрак! Чего сейчас ждать: настойчивого стука в дверь и появления сотрудников из спецподразделения, которые наденут тебе наручники?
Это ему-то, полковнику Мякишеву, верой и правдой три десятка лет прослужившему в органах внутренних дел, вдруг наденут наручники, как последней уголовной сволочи? Да нет, бред какой-то, откуда здесь может появиться пистолет Серова? Но что же тогда это за сверток?
Трофимыч схватил бутылку и хлебнул спиртного прямо из горлышка, совершенно не чувствуя вкуса коньяка. Потом тяжело поднялся, нерешительно протянул руку и дотронулся до свертка. Сквозь материю пальцы ощутили твердый холод стали, и Мякишев не отдернул их, а жадно ощупал тряпки — так и есть, там пистолет!
Захотелось завыть от отчаяния. Его подставили, как пацана! Пока он тут, сидя за столом, развивал заумные теории, кто-то, вполне возможно, и Аркашка Пылаев, подобрал ключик к его кабинету и подложил страшную игрушку в шкаф. Теперь приходи в любой момент, вяжи полковника Мякишева, и никакие объяснения не помогут. Ты работал с Серовым, выдвигал его на руководящую должность, ты и покрывал преступника! Кто поверит, что ты протащил Серегу в начальника отдела лишь ради собственного покоя, зная, что он ляжет костьми на работе?
Господи, но что-то же надо делать, нельзя же так вот стоять столбом и пялиться на «подарок»! Но что делать, что?!
С лихорадочной поспешностью Александр Трофимович убрал бутылку и начал ставить на место папки, как будто если не видеть сверток, все сразу же нормализуется. Нет, дружок, тут нужно средство посильнее. Но какое? Даже весь хмель разом вылетел из вспотевшей от страха головы.
Надо спасаться, любой ценой спасаться! Никто не знает, когда может раздаться роковой стук в дверь, означающий стук по крышке гроба, — сколько до него осталось, сутки, час, минута?! Наверное, еще можно попробовать повернуть ситуацию в нужную сторону.