Почти полвека назад в общежитии журфака сложилась компания студентов, приехавших из разных концов страны в Москву с одинаковым желанием: писать. Кто-то не скрывал надежд на художественное слово, кто-то говорил лишь о журналистике, но каждый стремился быть точным и самостоятельным. Потому что мы ощущали себя посвящёнными. Допущенными к слову.
Мы до сих пор ощущаем единство с теми, кто жив, с теми, кого нет. Мы делились написанным без боязни быть непонятыми и без желания подладиться под чьи-то вкусы. А ценили мы одних и тех же непохожих авторов, поэтов и писателей. Ценили, но не подражали, считали, что не все еще сказано, что мы обязаны найти что-то своё. Поэтому к моде на постмодернизм оказались непричастны.
Я несколько лет назад писал о творчестве Иосифа Гальперина. Готов и сейчас повторить эти слова.
Вот, кажется, прошумел и укатил постмодернизм – и нет его на горизонте. Но мировой просцениум вряд ли будет пустовать долго. И вот стоит поэт на пороге этого мира и то с недоумением, то с презрением смотрит на беспрерывную смену вех, переживает, участвует, отвечает. С позиции мудреца, конечно, смотрит, говорит умные проникновенные вещи. Его как будто не слушают, но слышат.
Иосиф Гальперин давно в поэзии. Мне внятна его серьезная и трезвая интонация, понятна его забота – сохранять свою отражающую способность в чистоте и спокойной ясности. Что сегодня редкость. Редкость быть верным себе, своему однажды сделанному выбору. В этом качественная особенность и будущность его поэзии.
Иван Жданов
В беспробудных лесах
«…А это тень неба в тебе…»
…А это тень неба в тебе,отпечаток скрижали, тавро,оттиск двойной спирали,скрученной вечной пряхой.Ты чувствуешь только одно –холодно или тепло,да и то – неточное знание,особенно, если родился в рубахе.Тени идут по лицу,проходят, оставляя лыжню морщин.До следующего облакадотянуть бы неутолимым.Ты видишь развёртку радугбез целей её и причин.Облако выглядит богом,особенно, если лежит на Олимпе.
«Тени бабочек, тени мальков…»
Тени бабочек, тени мальков,по струящейся амальгамес двух сторон пролетают пред нами,как две эры на стыке веков.Так по ленте сетчатки летяттени будущего и былого:изнутри подымается взгляд,каждый раз рождается снова.Даже если обычная мглапоутру раздвигает завесы,ты же помнишь: рассвет интересапред тобою строчка зажгла.Не обещан успех наперёд,что завещано – сбудется вряд ли,только тень оживёт, какую найдётточный глаз на вздрогнувшей глади.
Путь наверх
Когда и луковки, и шпилиразжаловали и спилили,то потолок прямоугольныйзакрыл колодец колокольный,проход наверх заколотили –и чердаки забили пылью.Когда нас снова удивилидезабилье и изобильелетящей облачной артели,её понять мы захотели,но дирижабли-монгольфьерыв свою не посвятили веру.И только дождь струной холоднойи абрис дерева бесплотныйнам открывают путь наверх.По луже – дрожь, по морю – волны,а мы оторваны, безмолвны.Но ласточка сшивает всех.Ньюкасл – Йорк, 16.07.2010
«Месяц хмарь, двунадесятое число…»
Месяц хмарь, двунадесятое число,сотни лет – и тьма, и тьма, и тьма,снег не снег, дороги развезло –это плачет по тебе тюрьма,это вязнет на суглинке свет,это вянет на подзоле мысль,это гаснет человечий след,это грязной остается высь,как ни чисть слезами и рукой,как ни три оконное стекло –хмурой родиныгибельный покойне нарушит свежее число.
«В беспробудных лесах от Амура до Рейна…»
Андрею Сергеевичу Смирнову
В беспробудных лесах от Амура до Рейна,четверть шара земного параболой сжав,как древесного угля слепое горенье,накопилась энергия диких держав.Столько смуты не выдержать миру и Риму,и, степную гиперболу переварив,волны хаоса бились неукротимо,шли на Прагу, на приступ и на прорыв.Корчевали, потом воевали так долго,что опять зарастали осиной поля,а в степи разливались от Ганга до Волгибессловесные полчища – перекати-Земля.Не опознан, уходит пастух-земледелец.Затопив материк, повторяет водадиких предков пожар по саванне Сахейля,оставляя на дне валуны-города.Снова степь, снова лес – не написана книга,человечество спит, беспробудно молча.Зреет в тесном скиту слово архистратига,бьётся в гулкой пещере пророка свеча.Если слово горит – не нужна позолота,но под пыткой огнём безответны леса.Красной нитью свяжи торфяные болота –не проложишь подножие для колеса.Не по рылу кусок, не в обхват человекубеспросветных деревьев таёжный разлив.Переплыли когда-то великие реки –и застыли навеки, недолюбив…
«Покажи мне, где раки зимуют…»
Покажи мне, где раки зимуют,где стрекозьи личинки лежат,где, не ведая волю земную,дышат в снег носы медвежат.Запелёнута крыльев свобода,спят и когти пока, и клешни,молодь прячется на полгода,и кузнечики не слышны.Не бывает лёгкой игроюнесгибаемость метаморфоз,пусть себя под землю зароетвремя будущее стрекоз.Покажи мне – и я разгадаю,что откроет сегодняшний миг,вызревавший в подполье годамии прошедший сквозь нас напрямик.Расширяется жизни арена,в круге – завтра, сейчас и вчера,но, меняясь, неприкосновеннанеразменная эта игра.
«В любом орнаменте случайном…»
В любом орнаменте случайном –вглядись! – есть человечий глаз,как будто пристально, печальноповерхность изучает нас.Грохочет, ухает невнятно,бьёт водопадом по ушаммир, бессловесно необъятный, –спешит приблизиться к словам.Движеньем ветра и осиныдыханье прячется в груди,губами лёгкими жасминацветенье женское гудит…Не пропадает опыт дальнийна круглой маленькой земле,где человек исповедальныйв себе его находит след.Вот предок – это я сегодня! –терзает кремни для скребка,и вдаль, и вглубь летя свободно,считает близкими века,не знает, кто из них жестокий,кто был в родне исчадьем зла…Отодвигаются истокии улыбаются глаза.
На концерте Пендерецкого
Как липнет липовый цветокк листу почти такого ж цвета,на огонёк летит, жесток,дым мотыльков в разгаре лета.Притянет – и не оторвать! –намёк на родственность, приманка,метафор общая кровать,воронка, раночка, обманка.А что ж тут общего, скажи?Рожденье, зренье, умиранье.Похоже всё, что хочет жить,и на огонь похожа рана.Ты только руку протяни –к тебе черёмуха качнётся,хоть ты её не обмани,не оборви. Тебе зачтётся.
