Глаза Ангела
Шрифт:
— Здесь, конечно, не спят, — тихо сказал Большой Эзу, — но тем не менее видят сны.
Пройдя ряд комнат, он остановился перед последней передвижной стеной и, положив руку на окрашенную в серый цвет деревянную раму, повернулся к Хонно:
— Доверие, уважаемая госпожа Кансей, очень часто обманывают те, кому мы доверяем. Не хотите ли убедиться в моих словах?
Он толкнул раму, она отъехала в сторону, и Хонно в изумлении уставилась на двух людей, слившихся в экстазе страсти. Оба тела ритмично, сладострастно двигались. Мужчина, почувствовав, что на него смотрят, оттолкнул женщину, и та, высвободившись из простыней, уселась и посмотрела в сторону Хонно.
— Хонно-сан! — завизжал Эйкиси. — Как вы осмелились прийти сюда? Как вы осмелились лгать, что вы уехали, и шпионить за мной? — Его лицо выражало безграничное отвращение. — Хотя, что я удивляюсь? Вы же родились в год лошади! Да, я знаю это! Проклятая женщина!
В глазах Хонно застыл стыд и ужас, и это еще больше разозлило Эйкиси, он продолжал вопить все яростнее:
— За месяц до нашей свадьбы твой папаша пришел к нам в дом и сообщил, в какой год родилась его распрекрасная дочь. Он, конечно, хотел денег за свою ценную информацию, и, поскольку он разговаривал со мной, я ему заплатил. Да, его сведения действительно имели для меня определенную ценность, но не ту, о которой думал бедный старый идиот. Я получил прекрасное средство держать тебя в узде, чтобы твое упрямство и своеволие не мешали мне жить так, как я хочу.
Эйкиси потянулся к юноше, сидевшему рядом с ним, любовно обнял его.
— А теперь, проклятая женщина, убирайся вон отсюда! Не мешай мне заниматься любовью!
Хонно хотелось кричать, но голос пропал. Последние слова мужа вывели ее из оцепенения, она повернулась, ничего не ответив, и пошла прочь, горя от стыда и гнева. Прошла мимо Большого Эзу, почти пробежала все комнаты и начала спускаться вниз по лестнице. Выскочила во двор, забыв надеть свои туфли, и бросилась к тихому пруду. Там, под сенью кудрявых кленов, под мирный плеск рыбы в воде она хотела хоть немного прийти в себя, собраться с мыслями и забыться. Хонно не успела добежать до спасительного пруда, как ее внезапно вырвало от отвращения. Слабея, она еле добралась до него и легла животом на землю, опустив лицо в прохладную, освежающую воду. Вода принесла облегчение, и Хонно, не поднимая головы, открыла глаза, села и стала смотреть в глубину, туда, где сновали рыбы.
Когда она наконец оторвалась от воды и встала, то увидела напротив себя Большого Эзу. Он протянул ей ее туфли. Хонно чувствовала себя такой униженной, что даже не могла взглянуть на него и только сказала:
— Как вам не стыдно! Вы же все время знали об Эйкиси, — она задыхалась от негодования, — знали, что он сюда ходит. И ничего мне не сказали!
— Да, знал. Он ходит сюда три года, — спокойно ответил Большой Эзу. — Так что ни встреча с вами, ни ухаживания, ни женитьба не помешали ему заниматься тем, чем он давно уже занимается.
— Это все потому, что я проклятая, я женщина-хиноеума, убивающая мужа.
Большой
— Год, в котором вы родились, здесь ни при чем, дорогая госпожа Кансей. Виноват ваш муж, типичный представитель нашего времени. Мама-сан, разговаривая с вами, пыталась подготовить вас к неожиданному удару. Она знает вашего мужа очень хорошо-Безжалостные слова Большого Эзу эхом отдались в ушах Хонно. Ей снова стало дурно. Она вспомнила, как ее третировали родители, особенно отец, потом на смену отцу пришел муж. Как жестоко она ошибалась! Как могла она принимать бесчеловечность за сильный характер? Желание быть покорной, достойной женой сделало ее слепой, глупой. Какая же она идиотка!
А ее работа? Теперь она ясно понимала свою роль — украшать офис, словно обои стену, быть неизменно элегантной, обаятельной, всегда послушной. А ведь у нее не меньше опыта, чем у мужчин, работающих в «Мисита Индастриз», а то и побольше. И чем же она занимается? Обслуживает их! Несмотря на ее опыт и знания, никто не желает прислушиваться к ее мнению. По большому счету она никто, ноль без палочки. Кунио Мисита недавно явно поставил ее на место, проигнорировав ее предложение о сотрудничестве с «Тандем Поликарбон». Что же в результате получается? Ее стремление быть покорной лишь навредило ей.
А ее дом? Был ли у нее когда-нибудь родной дом? Детство помнилось постоянными насмешками, издевательствами, да что детство! Оказывается, и замужество не удалось.
Хонно казалось, будто она очнулась от долгого кошмарного сна, вырвалась из мира, где ее заставляли молчать, а ведь она достойна лучшей участи! Вместо того чтобы жить красиво и достойно, она сначала подвергалась побоям отца, потом работала, словно заведенная, на Миситу, а когда вышла замуж, стала прислуживать еще и мужу.
Хонно собралась с силами и посмотрела на Большого Эзу.
— Я теперь поняла, что внутри нашего привычного мира живут и другие миры. Как, например, в мире большого города существует мир публичных домов. А рядом с этими мирами есть еще другие миры, правда? Ведь существует же недалеко от противного борделя чудесный сад и пруд с рыбками? Какой из этих миров настоящий?
Большой Эзу ответил:
— Сегодня вы получили урок, дорогая госпожа. Самый главный, самый реальный мир живет внутри нас самих, в нашей душе.
Льяно-Негро
На одном из деревьев у входа в джунгли Тори обнаружила вырезанные на коре рисунки — примитивные, но тем не менее сделанные очень талантливо; изображали они шестерых людей: ребенка, старого согбенного человека, слепого, человека, распятого на кресте, безногого человека и мертвеца.
— Дьявольские штучки! Что могут означать эти ужасные рисунки? — спросил Рассел.
— Одну из легенд, — ответил Эстило.
— Не верю я в легенды. — Рассел отошел от дерева и стал внимательно разглядывать близлежащую местность.