Глаза, чтобы плакать (сборник)
Шрифт:
В три часа пополудни мы позвонили у ограды сельского домика, над которым развевался трехцветный флаг. С порога какой-то жандарм без кепи пригласил нас войти. Это был здоровый детина с лысеющей головой и носом картошкой, его круглые неподвижные глаза напоминали утиные.
– В чем дело?
Я протянул ему повестку. Он кивнул, вышел из комнаты и позвал бригадира.
Вернувшись, жандарм предложил нам два пыльных стула.
– Мы хотели бы знать... – начал было я.
Он жестом прервал меня, уставился на Жермену
Бригадир был молод, с тонким и чистым лицом.
– Мадам, месье...
Он поправил свое кепи, делавшее его похожим на новобранца.
– Вы мадам Кастэн?
Жермена слегка кивнула. Она как-то сжалась, став внимательной и собранной.
Бригадир разглядывал ее. Она так нравилась ему, что он и не думал скрывать свое восхищение.
– Вы нашли его? – спросил я.
– Да.
– Он... мертв?
Парень следил за реакцией Жермены, боясь, что она упадет в обморок. Но она оставалась неподвижной, подняв подбородок и недоверчиво глядя на жандарма.
– Где? – продолжал я.
– В болоте возле железной дороги. Должно быть, он упал с поезда и его тело было наполовину скрыто зарослями.
Ну, наконец-то, с этим покончено... Мы не знали, о чем говорить. Мне кажется, что фараоны были смущены еще больше нашего.
– Когда это обнаружилось? – спросила Жермена.
– Вчера утром. Железнодорожник проверял пути и заметил его. Как только мы установили его личность, мы тотчас же уведомили полицию вашего округа. Комиссар дал нам ваш адрес, попросив вызвать вас и месье. Вы родственник?
Я покраснел.
– Не совсем... Я был служащим у Кастэна.
Бригадир насторожился, вероятно, поняв, что наши отношения с Жерменой были далеки от законных.
– Его, должно быть, сбросили с поезда? – поинтересовалась Жермена.
– Следствие определит. Во всяком случае, у него ничего не взяли. Я нашел у него документы, деньги, около двадцати тысяч франков. И его часы.
– А следы ранений? – спросил я.
– Нет, за исключением небольшой ссадины на подбородке, вероятно, от падения. Я попросил бы вас опознать труп...
Жермена побледнела.
– Я... – пробормотала она побелевшими губами.
– Вы боитесь не совладать с собой, мадам? – спросил бригадир.
Она заколебалась.
– Нет.
– Тогда прошу вас следовать за мной.
Останки Кастэна лежали на тележке. Старый брезент закрывал тело. Бригадир снял его, поглядывая на нас. Жермена не осмеливалась взглянуть. Она, казалось, не верила в происходившее. Наконец, она рискнула бросить быстрый взгляд на то, что было когда-то ее мужем. Я стоял рядом, готовый поддержать ее.
– Это ужасно, – выдохнула она.
При свете дня труп Кастэна уже не пугал меня. Он вызывал лишь жалость, как и все прочие наши клиенты: самый обычный мертвец, грязный и смердящий. Кастэн и живой-то был заморышем, а смерть не придала ему величия...
– Идем, – прошептал я, беря Жермену за руку, – зачем разглядывать "это"?
– "Это" – мертвый человек, – проворчал бригадир, закрывая тело брезентом.
Когда мы вернулись в приемную, перед зданием с шумом затормозила черная машина, набитая какими-то типами. Среди них я узнал комиссара, навещавшего нас в Париже. Его сопровождали еще двое. Он подошел к нам с озабоченным видом.
– Мадам Кастэн, примите мои соболезнования.
– Благодарю вас...
После этого он представил нам своих спутников:
– Старший инспектор Шарвье и инспектор Удэ!
У старшего было покрытое веснушками лицо, стального цвета глаза и самая глубокая ямочка на подбородке, какие мне только приходилось видеть. Комиссар, должно быть, рассказал ему о нас, поэтому он обратился ко мне так, будто знал тысячу лет:
– Что вы об этом скажете?
– Что я могу сказать? В некотором смысле, это облегчение.
– Для кого?
– Для мадам Кастэн прежде всего и для меня. Не очень-то приятно чувствовать, что пропавший так и не найден...
Шарвье фамильярно взял меня под руку, как это делают итальянцы, прогуливаясь вечерами.
– Скажите-ка, вы живете с этой дамочкой, насколько можно судить?
– Да, вас это шокирует?
– Меня нет, я видал и не такое. Но это доказывает, что у вас... ну, симпатия друг к другу. Ну а поскольку я полицейский, то я спрашиваю себя, не проявилась ли эта симпатия раньше. Улавливаете мою мысль?
Я был непроницаем.
– Превосходно. Вы считаете, что если мы любим друг друга, то могли помочь Кастэну исчезнуть?
– В целом, да. В полиции, знаете ли, мышление извращенное.
Он был спокоен, но его серые глаза приводили меня в замешательство.
– Вы не ответили на мой вопрос: были ли вы любовником Жермены Кастэн до исчезновения ее мужа?
– Было такое... Но мне и в голову не приходило сунуть его под поезд из-за этого...
– Нет?
– Нет!
– Однако рогатый муж – помеха.
– Только не он.
– Почему же?
– Потому что, пока он был жив, мы с Жерменой не собирались жить вместе.
– Однако чувство переходит в такое желание...
– Вы не знаете Жермену. Она из разборчивых женщин...
– Все имеет свои границы, не так ли?
– Если ее плоть и слаба, то характер – отнюдь... Только после исчезновения Кастэна она согласилась уехать со мной. Скажем так: я воспользовался ее растерянностью.
Инспектор неожиданно оставил меня и, не сказав ни слова Жермене, куда-то исчез. Комиссар полиции последовал за ним, но вскоре вернулся.