Глаза чужого мира (сборник)
Шрифт:
— Свистать всех наверх! — орал Кугель.
Но никто не отозвался. Он закрепил штурвал и в полной тьме взял парус на гитовы, получив несколько чувствительных ударов болтающимися шкотами. Корабль теперь шел точно по ветру, в восточном направлении. Кугель отправился на поиски своей команды, но обнаружил, что все четыре дамы заперлись в каютах и молчаливо игнорируют его строгие приказания.
Кугель бешено заколотил башмаком в дверь, но только ушиб ногу. Он медленно поковылял назад и постарался все закрепить. Ветер с воем
— Дайте нам умереть с миром! Нас всех тошнит!
Кугель в последний раз пнул дверь и, прихрамывая, отправился к штурвалу, где с огромным трудом ему удалось заставить «Галанте», не отклоняясь, идти по ветру. Всю ночь Кугель стоял у руля, а ветер пронзительно завывал, и волны вздымались все выше и выше, иногда разбиваясь о транец белой пеной. В один из таких моментов Кугель оглянулся через плечо и заметил сияние отраженного света. Свет? Откуда?
Совершенно очевидно, свет лился из окон кормового салона. Кугель не зажигал ламп, значит, это сделал кто-то другой, вопреки его строгому приказу.
Кугель не решился оставить штурвал, чтобы погасить свет… Невелика важность, сказал он себе, в такую ночь можно зажечь над морем не то что лампу, а даже целый маяк, все равно никто не увидит.
Часы шли, шторм гнал суденышко на восток. Кугель, едва живой, съежился у штурвала. Ночь тянулась нескончаемо долго, но закончилась, и небо окрасилось тусклым багрянцем. Наконец взошедшее солнце осветило безбрежный океан, по которому катились черные волны, увенчанные белыми барашками. Ветер утих, Кугель обнаружил, что судно снова может идти своим курсом. Он распрямил мучительно затекшее тело, вытянул руки и подвигал оцепеневшими пальцами.
Спустившись в салон, Кугель обнаружил, что кто-то поставил у кормового иллюминатора две лампы. Кугель потушил свет и сменил бледно-голубой шелковый халат на собственную одежду. Он натянул на голову трехъярусную шляпу с приколотым к ней «Фейерверком», приладил ее под наилучшим углом и отправился на нос. Госпожу Сольдинк с дочерьми он обнаружил на камбузе — они завтракали чаем со сладким пирогом. Ни одна не выказывала никаких следов вчерашней морской болезни, все женщины казались по-настоящему отдохнувшими и безмятежными.
Госпожа Сольдинк, повернув голову, смерила Кугеля взглядом.
— Ну, что тебе здесь нужно?
— Мадам, ставлю вас в известность о том, что я знаю о ваших кознях, — с ледяной вежливостью сообщил капитан.
— В самом деле? Обо всех до единой?
— Я знаю обо всем, что мне требуется знать. Это не делает вам чести.
— Ну и? Будьте так добры, просветите меня.
— Как скажете, — ответил Кугель. — Согласен, ваш план, до некоторой степени, был остроумным. Днем мы по вашей просьбе плыли на юг с половинной приманкой, чтобы черви могли отдохнуть. Ночью, когда я уходил спать, вы изменяли курс и вели «Галанте» на север.
— Если быть более точным, на северо-запад.
Кугель сделал знак, что это не имеет значения.
— Затем, держа червей на тонизирующих микстурах и двойной приманке, вы пытались удержать корабль в окрестностях Лаусикаа. Но я поймал вас.
Госпожа Сольдинк презрительно рассмеялась.
— Мы уже по горло сыты морскими путешествиями. Мы возвращались в Саскервой.
Это признание застигло Кугеля врасплох. План оказался гораздо более дерзким, чем он подозревал.
— Невелика разница. Я с самого начала чувствовал, что мы плывем по той же самой воде, и это озадачило меня на минуту-другую, до тех пор, пока я не заметил плачевное состояние червей, и тогда все стало ясно. И все же я терпел ваши проказы. Сии мелодраматические усилия забавляли меня. А сам тем временем наслаждался отдыхом, океанским воздухом, первоклассной едой…
— Мы с Табазинт и Салассер плевали в каждое блюдо, — злорадно сообщила Мидре. — Мама иногда тоже заходила на камбуз. Я не знаю, что она там делала.
Кугель усилием воли вновь вернул себе свой апломб.
— По ночам меня ублажали и развлекали, и по крайней мере в этом отношении у меня нет никаких претензий.
— Жаль, что мы не можем сказать того же, — заметила Салассер. — Твоя возня и лапанье вечно холодными руками нагоняли на нас всех невероятную скуку.
— Вообще-то невежливость мне не свойственна, но придется сказать правду, — присоединилась к сестрам Табазинт. — Твои физические возможности оставляют желать много лучшего, и, кроме того, тебе следовало бы избавиться от дурацкой привычки насвистывать сквозь зубы.
Мидре захихикала.
— Кугель с такой первобытной гордостью относится к своим новшествам! Хотя мне приходилось слышать, как маленькие дети обменивались куда более интересными теориями.
— Ваши замечания не имеют никакого значения. Как только представится удобный случай, вы можете быть уверены, что… — сухо заявил Кугель.
— Какой еще случай? — спросила госпожа Сольдинк. — Не будет больше случаев. Хватит твоих глупостей.
— Путешествие еще не кончено, — заносчиво сказал Кугель. — Когда ветер переменится, мы возобновим наш путь на юг.
Госпожа Сольдинк громко расхохоталась.
— Это не просто ветер. Это муссон. Он переменится через три месяца. Когда я поняла, что Саскервой недостижим, я привела корабль туда, откуда ветер понесет нас в дельту реки Великий Ченг. Я подала господину Сольдинку и капитану Баунту знак, что все в порядке, и велела им не приближаться к нам до тех пор, пока не приведу наше судно в Порт-Пергуш.
Кугель беспечно рассмеялся.
— Как жаль, госпожа Сольдинк, что столь изощренный план обречен пропасть втуне.