Глазами любопытной кошки
Шрифт:
Сафари впечатлило: мы искупались в горячих минеральных источниках и съездили к озеру, настолько соленому, что дно его было похоже на ледяную глыбу. На поверхности воды плавали комочки соли, напоминающие снежки. Мы полюбовались солнцем, опускающимся за соляные дюны, прямо как в кино, а потом поехали к какой-то луже, которую наш проводник назвал «ванной с натуральной грязью». Позднее я узнала, что это был ил из крестьянского ирригационного бассейна. Вот такие в оазисе спа-процедуры!
Как бы то ни было, магическая атмосфера Сивы сильно подействовала на нас, и следующим летом я вернулась сюда с группой исполнительниц танцев живота. Мы наняли Мо в качестве проводника. А в январе 2006 года я снова отправилась в оазис, чтобы изучить его жизнь глубже.
ХОРОШИЙ МАШИНА… ХОРОШИЙ ВОДИТЕЛЬ!
В этой части Сахары очень холодные зимы. Каирский автобус высадил меня в Мерса-Матрухе под проливным дождем, с двумя тяжеленными чемоданами. В том, что поменьше, были два моих самых ценных сокровища: видеокамера, за которую я все еще не выплатила кредит (с ее помощью я рассчитывала продолжить съемки своего фильма), и новый миниатюрный ноутбук «Сони» из Гонконга – на нем я писала эту книгу.
Позвонил Мо. Он слышал, что в Мерса-Матрухе ливень и обещал прислать за мной своего друга.
Когда я вышла из автобуса, раздался молодой голос:
– Тамалин!
Хамид, невысокий парень лет двадцати пяти, забросил мои сумки в белую машину и помог перелезть через небольшой забор, чтобы я могла воспользоваться туалетом за автостанцией, не ступая по многочисленным глубоким и грязным лужам. Затем он спросил, обедала ли я. Хамид и Фавзи, наш водитель с каменным лицом, отвели меня в пустой рыбный ресторан под названием «Самак» («Рыба»).
Я вышла из машины и увидела, что на улице под дождем на угольном гриле жарится большая рыбина в соли. Вдруг откуда ни возьмись выскочил какой-то здоровяк, сел в машину и уехал с моими новыми друзьями и всеми моими вещами. Мерса-Матрух – бедуинское поселение, и я читала, что у бедуинов особые традиции гостеприимства, тем не менее я испугалась, что мои сопровождающие не вернутся. Однако они вскоре появились снова, и здоровяк бедуин уселся рядом со мной. Он то и дело повторял:
– Хороший машина… хороший водитель!
Рыба оказалась вкусной, с секретиком внутри: то, что я поначалу приняла за потроха, было острым перцем.
Как только мы опять выехали на дорогу (за рулем снова был Фавзи), показания спидометра подскочили до ста сорока километров в час, но я каким-то образом задремала.
Небо прояснилось. Время от времени я открывала глаза и наблюдала, как розовая пустыня окрашивается в золотой и белый цвета, но я была слишком уставшей, чтобы следить, в каком порядке краски сменяли друг друга. На подступах к Сиве местность всегда была прекрасной и всегда разной. Финиковые пальмы увенчивались короткопалыми ветками, растопыренными, словно огромные непокорные шевелюры.
Мо ждал нас в своей лавке. Я начала понимать, что жизнь мужчины в Сиве подразумевает сплошное сидение без дела, чаевничанье и разговоры. День мужчин и женщин проходит совершенно обособленно, однако, будучи иностранкой, я являлась «третьим полом» (это выражение придумали мы с Александрой) – женщиной, которая ведет образ жизни мужчины, в компании пользуется всеобщим уважением, но на улице становится невидимкой для окружающих, ее как будто не существует. Представительнице «третьего пола» гораздо легче проникнуть в круг местных мужчин, и лишь через них она может прикоснуться к жизни других женщин. Жительницы Сивы почти не говорят по-английски, поэтому, даже когда мне удавалось попасть в их компанию, приходилось или общаться через мужчин-переводчиков, или говорить только на простые темы, например «Сколько вам лет?», «Вы замужем, обручены?». В отдельных случаях мы не разговаривали совсем, а только исполняли танец живота.
Я СНОВА ЗДЕСЬ
Шали, руины пятиэтажной крепости из глины и соли в центре города, были пристанищем для большинства жителей Сивы в начале XIII века. В 1926 году, когда дождь шел три дня подряд, крепость разрушилась, и жить в ней стало невозможно. С тех пор люди начали строить дома на соседних территориях. В последние годы пустынные районы на западе открыли для посещения, туризм и строительство начали развиваться головокружительными темпами. Бизнесмены из Каира, Александрии и различных европейских регионов обратили свое внимание на оазис, расценив его как потенциальное «горячее» туристическое направление. Крепость Шали, годами лежавшая в руинах, теперь рассматривалась как «достопримечательность» и ценилась за красоту. Установили прожекторы, чтобы она таинственно сияла, нависая над недавно отреставрированной городской площадью.
Из-за строительного транспорта на улицах появились пробки. Традиционные тележки, запряженные мулами, огибали грузовики, на обочинах стояли джипы, и их владельцы предлагали экскурсии по пустыне.
Поскольку я была в Сиве уже в третий раз, я испытала чувство, как при возвращении домой. Снова я пила финиковые молочные коктейли в «Шали Лодж» (самом шикарном отеле города), каталась на тележке с осликом, принадлежащей Ахмеду, а на закате взбиралась на крепость, чтобы послушать призыв к молитве, доносящийся из мечети.
За первым призывом следовал второй, и вскоре они сливались в хор. В Шали до сих пор сохранилась старая мечеть – слегка накренившаяся примитивная глиняная башня, рядом с которой трещал мегафон, водруженный на верхушку лысой пальмы.
ОБИТАТЕЛИ СИВЫ
Я отправилась кататься на велосипеде по улочкам Сивы, и меня охватило чувство свободы. Множество детей, мальчишек и девчонок, окрикивали меня:
– Как вас зовут?
Я отвечала по-арабски:
– Исме Даллал.
А они снова бежали за мной:
– Как вас зовут?
Я всех их спросила:
– Исмик эх? – «Как тебя зовут?»
В ответ я услышала столько выкриков – «Амель!», «Фатма!», «София!», «Нур!», «Ахмед!» «Мухаммад!», – что было невозможно запомнить, кто есть кто. Вдруг что-то толкнуло меня сзади, и я потеряла равновесие. Оказалось, за мной бежал крупный умственно отсталый мальчик и изо всех сил толкал велосипед. Дети сразу же набросились на него, и он прекратил делать это.
Тут ко мне подскочила маленькая девочка с каштановыми косичками и спросила:
– Америка?
– Аива– «Да», – ответила я.
С убежденностью эксперта она заявила:
– Америка хорошо, Буш плохо.
– Америка хорошо, Буш плохо, – эхом отозвались другие дети.
Я крутила педали своего взятого напрокат расшатанного розового велосипеда, колеся сквозь пальмовые заросли к храму оракула Амона, развалины которого были гораздо старше Шали. Охранник показал мне то, что осталось от постепенно разрушающегося храма, провел меня по лабиринту коридоров, поднимающихся на высоту нескольких лестничных пролетов. В развалинах находились два древнеегипетских зала, где жрецы Александра Великого узнавали волю богов и передавали ее людям.