Глеб Белозерский
Шрифт:
– Не изволь беспокоиться, матушка-княгиня. Я возьму своих людей, - сказал Глеб.
Прошло девятнадцать лет с того зловещего дня, когда полчища хана Батыя заняли плохо укрепленный стольный град Владимир, опустошили и сожгли его. Но благодаря усилиям его правителей, великокняжеский центр постепенно возрождался из руин. Шло полным ходом обновление кафедрального собора. В нескольких частях города на месте сожженных храмов возникли новые. Восстанавливались боярские и купеческие палаты, строились ряды торговых заведений. Ямы и выбоины на улицах города
Оказалось, что развитой не по годам княжич Дмитрий хорошо разбирался в исторических событиях. Он довольно толково рассказал Глебу об ордынском нашествии, о сожжении Успенского собора, о гибели многих горожан с владыкой Митрофаном, об уводе других в полон.
– Откуда ты все это знаешь?
– спросил Глеб мальчика.
– Читаю, коли что не разумею, спрашиваю учителя моего, инока Афанасия. Недавно мы с ним летопись прочитали.
– Что же узнал из летописи?
– Много чего узнал. Про Батыево нашествие, про гибель многих русских князей, про разорение русской земли.
– О гибели князя Василька Константиновича узнал?
– Инок Афанасий рассказал мне, какой это был достойный князь - великомученик.
– Это мой батюшка. Я сын его.
Из дальнейшего разговора с княжичем Глеб Василькович узнал, что Александр Ярославич великий книжник. В его рабочей палате стоят обитые кованым железом сундуки с книгами. Целых четыре сундука. Последним его приобретением был ростовский летописный свод, привезенный владыкой Кириллом. Старательные писцы изготовили специальный экземпляр для Александра Ярославича. Это был тот самый летописный свод, над которым работала мать Глеба, княгиня Марья, в иночестве Марфа, с помощью и участием самого владыки.
В последующие дни беседы Глеба с Александром Ярославичем происходили урывками. Великий князь иногда спрашивал о природе, природных богатствах, обычаях жителей Белоозера. Потом он вовсе прервал беседы, сказав:
– Впереди нас ждет долгое плавание по Волге. В пути и наговоримся вдоволь…
Наконец прибыл из Новгорода князь Василий, в то самое время, когда Глеб находился у Александра Ярославича.
Вошел безбородый юноша, обнял отца. Выглядел он совсем молодо, года на два моложе Глеба. На верхней губе едва пробивались мелкие усики. На отца он походил мало, больше на мать, с ее тонкими чертами лица.
Глеб хотел было выйти, чтобы не стеснять Александра Ярославича в нелегком разговоре с сыном, но великий князь остановил его.
– Останься, Глебушка. Тебе полезно послушать наш семейный разговор. Полезно и поучительно. И кое-что намотай себе на ус. Видишь, у Васеньки моего усы еще только пробиваются. Так что не на что оказалось мотать добрые родительские наставления.
Глеб ожидал, что Александр Ярославич повысит голос, станет непотребно бранить Василия. Но это ожидание никак не оправдалось. Александр Ярославич голоса на сына не повышал, грубыми и неблагопристойными словечками не разбрасывался.
– Благополучно ли доехал, сынок?
– Как видишь, отец. Цел и невредим.
– Это хорошо, коли цел и невредим. Науками занимался, книги читал?
– Где уж тут науки и книги… Дела княжеские одолевали, споры с боярами да купцами. Не хотели они лишаться своих выгод, пустить к себе ханских людей для переписи.
– А ты и пошел у них на поводу.
– Что я мог сделать супротив всего боярства и купечества… Они - вся власть в Новгороде. А я только вроде вывески.
– Показать характер - вот что должен был ты сделать.
– Легко тебе говорить… Не выдюжил я бремя княжеской власти. Не приказывай, отец, возвращаться обратно в Новгород.
– И не жди такого приказания.
– Дай мне какой-нибудь малый удел в кормление, поближе к тебе.
– Никакого удела тебе не дам: не оправдал ты мои надежды, сынок. Да и перед ханом поставил меня в тяжелое положение… Берке я должен представить дело так, что наказал тебя по всей строгости и власти тебе более не дано. Еще скажи спасибо отцу, что не отправляю тебя в Орду на расправу ханскую.
– И мог бы послать?
– с замиранием в голосе спросил Василий.
– Сам бы не послал, конечно, родная кровь все-таки. А поступил бы такой приказ от хана, что оставалось бы делать? Вот еду в Орду с родичем нашим, князем Глебом. Будем стараться умилостивить Берке, чтобы все обошлось миром.
– Что ждет меня, отец?
– Поедешь на жительство в Кострому под надзор тамошнего князя, брата моего Василия, твоего тезки.
– Коли так тебе угодно, батюшка, - произнес Василий, не решаясь спорить с отцом. На глазах его выступили слезы.
Глеб наблюдал эту сцену, испытывая к юноше искреннюю жалость.
– Да не мне угодно так, дурень, - впервые повысив голос, произнес Александр Ярославич.
– Мне это совсем не угодно. Хочу тебя вытащить из губительной трясины, в которую ты попал. Ладно, иди, отдыхай с дороги и жди моих распоряжений.
– Разреши слово молвить, отец…
– Говори.
– Меня сопровождал новгородский боярин Иван Торо-пов. Челом бьет тебе и просит принять.
– Скажи, пусть заходит.
Боярско-купеческий род Тороповых был одним из самых богатых и влиятельных на севере Руси. Александр Ярославич хорошо знал его еще со времени своего княжения в Новгороде. Крупного и полного телосложения, Иван Торопов держался самоуверенно, подчеркивая свой властный характер.
– Пошто, князь, сынка обидел? Нам, новгородцам, он пришелся по душе.
– Воспользовались, что молод, зелен и не шибко разумен. Заарканили парня, заставили на поводу у вас пойти.
– Зачем ты так, Александр Ярославич. У нас, новгородцев, свои интересы, свои обычаи.
– Правильно. У вас свои интересы. Но есть еще интересы Руси. А коли ваши интересы и интересы Руси не сходятся, что станем делать. Придется вам кое в чем поступиться своими интересами, ибо Новгород - это еще не вся Русь.