Глиф
Шрифт:
Больше всего Белкин напоминал Радомскому того странноватого сисадмина, работавшего в «Радомбуде» на заре становления фирмы. Тот тоже, когда настраивал сетку, превращался в асоциального типа, бубнил себе под нос что-то непонятное, пыхтел, сопел, совершал некие идиотские действия, опять сопел, матерился — и так до тех пор, пока все не начинало работать. Радомского он откровенно бесил, потому что на вопросы не отвечал, а просьбы объяснить, что происходит, игнорировал с видом настолько высокомерным (мол, вам, холопам, все равно не понять), что вскорости пришлось его уволить.
Радомский не любил чего-то не понимать. А еще больше он не любил терять контроль над происходящим.
Но никто не в состоянии знать и уметь все. Иногда приходится обращаться к специалистам. Главное, чтобы этот специалист — будь он сисадмин, сантехник или маг — не считал себя умнее, сильнее и главнее Радомского.
Есть люди-функции, давно вывел для себя Радомский, и есть люди-цели. Главное качество первых — взаимозаменяемость. Главное качество вторых — умение использовать первых…
Радомский всегда видел цель. И никакой хмырь не станет у него на пути. Блядь, да я сыном пожертвовал ради цели!!!
— Все, — сказал Белкин. — Почти готово.
По четырем сторонам карты Житомира он соорудил что-то вроде… алтарей, так это называется? На юге нагреб горку пыли и грязи. На севере — разложил небольшой костерок из обломков мебели и треснувших дощечек. На западе Белкин попросту выбил кусок стекла из оконного переплета, впустив струю свежего воздуха. А на востоке, не придумав ничего лучше, хмырь поссал прямо на пол, оставив лужу мочи.
Все это он проделал, трясясь от возбуждения. Глифы на его торсе (тощем и рахитичном, подметил Радомский, будто бы Белкин похудел разом на десяток кило — у него торчали ребра, и вздулся шаром, как у голодных детей в Африке, живот) перестали светиться и двигаться, слившись в один малопонятный орнамент.
— Давай жертву! — сказал Белкин.
Радомский толкнул пацана в спину. Тот послушно вышел вперед. После гибели Ромчика его как-бы-друг еще чего-то там орал, возмущался, требовал, но, оказавшись в башне, сразу замолк и понуро сник.
— Женя, — сказал Белкин. Он пытался произнести это торжественно, но пустил петуха. — Подойди.
Мальчишка, как зомби, сделал два шага вперед.
— Игру надо остановить, — сказал Белкин. — Пока не поздно. Ты поможешь мне?
— Да, — одними губами произнес Женя.
— Хорошо, — кивнул Белкин. — Стань здесь, — он указал на определенное место на карте.
Радомский нагнулся и украдкой подобрал с пола гнутую арматурину. Остановить, значит… Хрен вам. Он подошел поближе к карте, держа арматурину в опущенной руке.
План его был прост, а потому надежен: когда Белкин начнет ритуал, Радомский двинет ему по башке, и закончит ритуал самостоятельно. И не остановит Игру, а возьмет ее под контроль. Вот уж чего не хватало Игре с самого начала, так это контроля…
Власти.
Белкин помог пацану снять курточку, потом достал откуда-то складной нож, раскрыл его, повернул мальчишку спиной к себе, поставил на колени (тот не сопротивлялся, как баран) и вдруг резко замер.
— Глиф! — сказал он. — Где твой глиф?!
Вместо ответа Женя поднял руку, замотанную окровавленной тряпкой.
— Нету, — тупо сказал он.
— Вашу мать! — прошипел Белкин, и Радомский, напрягшийся было в ожидании решающего момента, опустил арматуру обратно. — Он не подходит! Он избавился от глифа! Он вне Игры!!!
— И что теперь? — поинтересовался Радомский, покачивая арматурину в руке.
— Нужен другой! Другой игрок! С глифом! — Белкин едва не плакал.
Радомский смерил взглядом разрисованное тело Белкина.
— Другой так другой, — пожал плечами он и замахнулся арматуриной.
За спиной у него раздался звон бьющегося стекла и вопль:
— Не смей!!!
Радомский похолодел и выронил арматурину. Голос был Ромкин.
27
Белкин.
Глупый, надменный, высокомерный, бестолковый, беспомощный Белкин.
Ну кто же еще мог во все это вляпаться?
Только Белкин!
Марина смотрела на своего бывшего (очень, очень бывшего) сожителя со смесью жалости и разочарования.
Каким же надо быть идиотом, чтобы замкнуть Игру на себя?
Ты бы еще в трансформаторную будку залез, дурачок…
Игра сожрала его. Почти целиком. И физически, и психически.
Марина сразу это поняла. Как только прошла сквозь дверь башни и сразу же, минуя лестницу, оказалась наверху, где глупый дилетант-самоучка Белкин пытался управлять Игрой.
А ведь как он пыжился! Как надувал щеки! Не верил! В мистику, в оккультизм, в магию… даже в банальный фэншуй не верил. Ну конечно, мы же не гуманитарии какие-нибудь, мы — технари, нам этот бред не нужен.
А и в итоге? Живой скелет, обтянутый разрисованной кожей.
Хуже всего было то, что глифы слились в один. Это означало, что живой глиф за окнами башни — на улицах Житомира — почти готов.
Белкин, как ни странно, все делал правильно. Если воспользоваться принципом обратной связи (что наверху, то и внизу, о великий Гермес Трисмегист, ты тысячу раз был прав!), и призвать энергию первоэлементов, а потом взять жизнь — главный элемент — в центре глифа, то со стадом баранов с факелами можно будет делать все, что угодно.