Глиф
Шрифт:
Вот тебе и Милла Йовович. Вот тебе и пятый элемент.
Что там плел Славик? Дыры? Проходы в барьере? Точно. Они самые.
— Все, — процедил Клеврет, стиснув зубы. — Готово.
Он выбросил на пол какую-то мокрую тряпицу — Ромчик присмотрелся и охренел: это был кусок окровавленной кожи в предплечья Клеврета, тот самый, с вытатуированным глифом. Пока Ромчик был занят воспоминаниями, Женька соскоблил — срезал — содрал с себя шкуру куском стекла.
— Работает, — констатировал Женя, поднимая левую руку и сжимая кулак. Кровь из свежей раны струилась свободно. — Я же
8
Тяжелее всего оказалось затащить Шамана на третий этаж. Инвалидное кресло скорее мешало, чем помогало: колеса застревали в выщербленных ступеньках, от Руслана вообще не было толку — он только и думал, как бы не выронить сверток и коробку Белкина, а когда Марина схватилась одной рукой за перила, чтобы подтащить кресло еще на одну ступеньку, перила рухнули, едва не угробив их всех.
В конце концов, кресло пришлось бросить. Марина силой отобрала у Руслана его сокровища, переломив и скомкав длиннющий сверток вдвое, взвалила одну ручищу Шамана на плечо краеведу, а вторую — себе, и они медленно, согнувшись под тяжестью байкера, побрели вверх по лестнице, стараясь не наступать на особо подозрительные места, где из крошащегося бетона торчали обломки ржавой арматуры.
Библиотека разваливалась на глазах. Картина полного запустения (и что самое удивительное — древнего, многовекового!) изнутри оказалась еще более ужасающей и катастрофичной. По сути, от здания осталась ровно половина: фасад и прилегающие к нему помещения. Задней стены у библиотеки попросту не было. Библиотека обрывалась, как будто разрушенная землетрясением, но обломков внизу не наблюдалось. Половина вестибюля, кусок читального зала, лестничные пролеты и почти все книгохранилище исчезли, не оставив после себя и следа! Сзади здание было похоже на пчелиные соты, раскромсанные ножом.
В прорехи на месте стен задувал ледяной ветер, и была видна спортплощадка и школа за ней. К школе все время подъезжали военные грузовики, и выгружали людей. Беженцы. Значит, не только библиотека пострадала, с мрачным удовлетворением подумала Марина.
К счастью, ее кабинет уцелел. Если, конечно, так можно выразиться: стоило Марине лишь дотронуться до двери, как та сорвалась с петель (они рассыпались ржавой пылью) и упала внутрь, подняв облако серого праха.
Все в кабинете: и пол, и столы, и книжные шкафы, и даже мертвые вазоны на подоконнике — покрывал слой мелкого серого порошка, похожего то ли на пепел, то ли на густую пыль. С люстры под потолком свисала сизая бахрома паутины, и от этого зрелища Марину почему-то передернуло.
— Давай его на стол, — приказала она. — Подержи его секундочку…
Марина высвободилась из-под руки Шамана и смахнула серый прах с ближайшего стола. Что-то, погребенное под слоем пепла, упало на пол, металлически брякнув. Марина нагнулась и подняла этот предмет.
Фляжка. Серебряная фляжка, из которой Оксана Владимировна отпаивала ее, Марину, коньяком. Тысячу лет назад…
— Клади его, — Марина уронила фляжку обратно в пыль.
Вдвоем с Русланом они уложили Шамана на жалобно скрипнувший стол. Прогнившая древесина затрещала, но выдержала.
— Дышит, — Марина, прислушалась к слабому, еле различимому дыханию Шамана. — Но пульс нитевидный, — ввернула она словечко из телесериалов, приложив два пальца к сонной артерии байкера.
— Что же нам теперь делать? — Голос у Руслана был жалостливый.
— Раньше надо было думать! — жестко ответила Марина.
У нее перед глазами всплыла картина: площадь Ленина, бабулька возле аптеки — медленно вспучивающийся асфальт на месте первого глифа… Или не первого? Или первым было Черное Солнце на картине Чаплыгина? Тогда понятно, что с библиотекой…
— Доигрались? — прошипела Марина. — Допрыгались? Умники чертовы. Скучно им стало. Вы же понятия не имели, во что ввязываетесь. Дети и спички. Дети и атомная бомба. Теперь-то вы понимаете, какие силы вы разбудили? Куда ведет эта дверь, к которой вы так долго подбирали ключ? И что — там, по сторону?
— Я не понимаю, — Руслан побледнел.
— А… — махнула рукой Марина. — Уже поздно понимать.
Она положила ладонь на холодный лоб Шамана. Под пальцем слабенько билась какая-то жилка. Он ведь так умрет, поняла Марина. Он долго не протянет. Надо что-то делать.
— Белкин! — осенило Руслана. — Белкин должен быть в курсе. Он сказал, что скоро вернется. Что найдет нас. Он должен знать, что делать!
Белкин… Марина криво усмехнулась. Напыщенный дурачок Белкин. А ведь он надо мной смеялся. Подшучивал. А сам… Впустил дьявола в этот мир.
Так, одернула она себя, спокойно, без пессимизма. Еще не впустил. Только отпер дверь. Еще можно что-то сделать.
Она запустила руку за пазуху и нащупала анкх. Холодный. Потом расстегнула куртку Шамана. Его глиф — кельтский крест, не имеющий, разумеется, ничего общего с христианской символикой, тоже был холодный. Мертвый.
Что там говорил Белкин? Принял глиф — теперь в Игре? Ни костыли не нужны, ни очки? У Игры свои правила… А если глифа мало? Как спасти игрока, чей глиф — умер?
— Смотрите, — Руслан тем временем развернул сверток. — Это же карта. И глифы…
Марину карта заинтересовала мало. А вот глифы… Она взяла коробку — обычную картонную коробку, как из-под обуви, только поменьше, и сняла крышку. Внутри были картонные карточки размером с визитку, порядком помятые и замусоленные. На каждой карточке был нарисован глиф. Некоторые повторялись.
Вот оно, подумала Марина. Нет, не подумала: почувствовала. Когда она прикоснулась к карточкам, кончики пальцев начало покалывать. Где-то здесь должен быть ключ к глифу Шамана… Где-то здесь… И тогда можно попытаться… попытаться… спасти его!
Если бы Марину в этот момент спросили, как спасти — или откуда она вообще знает, что Шамана можно спасти — она бы не смогла ответить. Знает. Можно. Сердце подсказало. А пальцы лихорадочно перебирали карточки.
Есть!
Карточка с кельтским крестом! Картон переломился в двух местах, уголок оторван, но глиф… Глиф… Марина совершенно непроизвольно всхлипнула и с трудом сдержала рыдания.