Глина. Стихотворения

Казарин Юрий Викторович

«Прошла гроза, хорошая гроза…»

Прошла гроза, хорошая гроза,стремительно, как в радости – страданье,переливая страшные глазаиз мирозданья в мирозданье.Могучая таинственная связьмоей земли, эфира и озона —как будто пашня в небо поднялась,и облака – как призрак чернозёма.И в небесах увидишь мужика,склонившегося над хрустальным плугом.Сейчас он перепашет облакаи поперёк, и вдоль, и полукругом.И станет тесно между двух зеркал:в одном – душа, в другом – душа и тело.В одном я к жизни новой привыкал,в другом она цвела и зеленела.Гроза идет,

хорошая гроза,и за руку сквозь свет ведёт рябину,переливая синие глазаиз глины в глину.

«Всё перед снегом пахнет солью…»

Всё перед снегом пахнет солью.Сидим, чужие, у огня:вот небо с головною болью,из неба пущенной в меня.Вот, насосавшись смерти, пчёлыпочти рассыпались, как свет,как переходные глаголы,переходящие в предмет.Запахло снегом и Гомером,и деревенским Данте. Да,и осенью, где водомеромне исцарапана вода.

«Шаги, шаги, шаги, а человека нету…»

Шаги, шаги, шаги, а человека нету.Но чувствую, сейчас попросит сигарету.И спички… И ещё… Ну, в общем, огонька,чтоб от него в горсти – прозрачная рука.И видно сквозь ладонь Вселенную в горсти —как сердце на весу – и глаз не отвести.Ты весь теперь глаза – и глаз не отведёшь.Вселенная в горсти, малиновая дрожь.

«Чертополоху-чуду…»

Чертополоху-чудухочется только взгляда.Бог обитает всюду,не выходя из сада,в общем-то, из любого,лишь бы была рябина,чтобы большое словогубы твои любило,чтобы в стихотвореньевысветилась слеза:это, конечно, времящиплет тебе глаза.

«Уже сентябрь. Светлеет только в семь…»

Уже сентябрь. Светлеет только в семь.Жизнь – это сон, который снится всем,когда в стекло оконное синицасебя саму, бессмертную, клюёт:смерть – это жизнь, которая приснится,но кто её, проснувшись, проживёт?..

«На расстоянье вытянутой – здесь…»

На расстоянье вытянутой – здесь —руки, разлуки, памяти я весьпочти исчез. Так в дальнем разговорене слышно слов, но что-то шепчет море.Как хорошо, что жизнь всего одна.Большой реке в наклонном русле тесно:отняв себя от глиняного дна,она встаёт, как вечный дождь, отвеснои льётся вверх, в мерцающую тьму,навстречу возвращенью своему.

«Ночью проснусь от крика…»

Ночью проснусь от крика.Дождик не вяжет лыка,зеркало пьёт свечу…Это не я кричу.Выйду из тесной болив сад, где светло от воли:влаги набравши в рот,миром земля растёт.Так постою немного,может, увижу Бога —не убоится льдаглиняная вода.

«Хочешь, осиной буду…»

Хочешь, осиной буду:дерево отовсюдувидит тебя – онолюбит смотреть в окнои озираться в поле,тронув слезу с небес,чтобы по доброй волене возвращаться в лес, –птицу пошлёт на гору,высмотрит из-за крыш,как ты, прильнув к забору,мертвой сосной стоишь.

«Летишь и видишь сквозь крыло…»

Летишь и видишь сквозь крылокосой распах озёрной пашни,где, как слеза, растёт стекло,креня колодезные башни.Лопатой сладкого леща,его веслом – какая лопасть, —как плащаница, трепеща,хрустальная двоится пропасть,сквозит и ширится, покасама в себе не отразится,как налетающая птицав озябшем оке рыбака.

«Когда с фонариком рыбачишь…»

Когда с фонариком рыбачишь,ты как светило что-то значишьи пирамиду глубиныведёшь вершиной от волны.В ней рыбы долгие летают,сухое золото глотают,текущее из фонаряв глухие норы октября.Твердишь: Державин, Данте, Дратва,а на мостках сидит ондатраи, задержав глубокий вдох,молчит и спрашивает: Бог?А ты фонариком посветишькуда-то вверх – и не ответишь.Вздохнёшь – и ангельскую дрожьв разбитом сердце унесёшь.

«Еще до слова, до начала…»

Еще до слова, до начала,светясь без плоти и огня,я слышал смерть – она молчалаи проходила сквозь меня.И ослепительные ночи,и утомительные дниказались вечности короче,но были вечностью они.Вселенной головокруженьепытаешься остановить,чтобы молчать после рожденьяи после смерти говорить.

«Не снегопад, а призрак речи…»

Не снегопад, а призрак речи.Как сгусток речи – кровь во мне.Над печью дом расправит плечи,и хрустнет косточка в окне.О это гибельное чудо —речь несказанная. Оноболит бессмертием, покудав глазах от белого темно.Лети, лети, снежок последний —как первый Божий нежный гнев,заглядывая в мир соседний,от неземного побледнев.

«Кто ягнёнка белого поставил на крыльцо?..»

С.

Кто ягнёнка белого поставил на крыльцо?Ах, у снега первого Господа лицо.По утрам у Господа детское лицо.Он ягнёнка белого поставил на крыльцо.

«Так полюбить белизну…»

Так полюбить белизну,небом прижатую к крышам:белка бинтует соснусерым и рыжим.Долго пришлось умирать,чтобы очнуться и выжить.Воду в морозе стирать —выкрутить, вытянуть, выжатьпрямо в сосульки… В горстилёд истончается в блюдце…Просто уйтии не вернуться.

«Это твоя зола…»

Это твоя золапальчиком провела —пеплом неуловимым,бывшим огнем и дымом, —по кадыку, виску,чтобы открыть тоску.Пепел не взять в щепоть —полуистлела плоть,словно без тьмы и светавыдохлась сигарета:с неба мизинчик лёг —дерево не прожёг.Скатерть белым-бела:как ты во мне росла,глину мою рвала,как ты меня сожгла —знает твоя зола.