Глина
Шрифт:
Я это я. И пусть осталось жизни мало, я все же ее ценю. И отдаю остаток, прыгая в реку, чтобы сэкономить кому-то несколько кредитов.
Кому-то, кто будет любить мою подружку и пользоваться плодами моих достижений.
Кому-то, кто помнит все, случившееся со мной, кто делит со мной свою память.
Но, ложась на копир, он знает, что останется дома в настоящем теле. А я отправлюсь делать за него грязную работу.
И этот парень никогда не узнает, какой у меня был паршивый день.
Каждый раз перед тем, как воспользоваться копиром и печью,
Чаще всего это не имеет почти никакого значения, если ты до истечения срока службы копии загружаешь в себя ее воспоминания. Тогда две части соединяются в одну. Но что, если дитто пострадал, если ему, как мне сегодня, выпал нелегкий денек?
Я обнаружил, что мысли разбегаются. В конце концов, зеленое тело не рассчитано на интеллект. Поэтому я сосредоточился на неотложном. Переставляй ноги, перетаскивай донную грязь.
Есть места, мимо которых проходишь каждый день, но не обращаешь на них никакого внимания, потому как думаешь, что никогда туда не попадешь. Вроде этой реки. Все знают, что в ней полно дряни. Я то и дело натыкался на мусор, пропущенный тралерами-чистилыщиками: ржавый велосипед, поломанный кондиционер, несколько старых мониторов, таращившихся на меня пустыми глазами зомби. Когда я был ребенком, из воды нередко вытаскивали целые автомобили, иногда с пассажирами. Реальными людьми, не имевшими в те далекие дни возможности отправить в опасное путешествие свои копии.
Те времена имели свои преимущества. В давние дни Горта воняла. Законы по охране окружающей среды вернули ее к жизни. Теперь люди в ней ловят рыбу, а рыба превращает все, что сбрасывает город в реку, в нечто съедобное.
Вроде меня.
Настоящая плоть, упругая и устойчивая. Она не начинает отшелушиваться после двадцати четырех часов жизни. Протоплазма крепка и прочна, и даже утонувший труп еще несколько дней противится распаду.
Но моя кожа слезала еще тогда, когда я разгуливал по суше. Конец можно задержать усилием воли. Ненадолго. Сейчас органические цепи в моем эрзац-теле лопались и исчезали с тревожащей быстротой. Их время истекло. От меня исходил запах, привлекавший охотников за легкой добычей, которые появлялись со всех сторон, готовые ухватить отвалившийся кусочек. Сначала я пытался отбиваться от них, размахивая целой рукой. Но потом понял, что это замедляет мое передвижение и не отпугивает хищников. Поэтому просто побрел вперед, мигая каждый раз, когда изголодавшаяся рыба отхватывала болевой рецептор.
Терпение кончилось, когда они начали охотиться за моими глазами. Зрение мне необходимо.
Слева ударил поток теплой воды. Струя била с такой силой, что сносила меня с курса.
Канал Хан-стрит?
Посмотрим. Яхта Клары где-то у Маленькой Венеции. Это второй сброс отсюда. Или следующий?
Нужно было пройти мимо канала, не дав потоку утащить меня на глубину, и при этом добраться до каменной набережной на другой стороне. К несчастью, мои новые противники, рыбы, получили подкрепление в лице крабов, набрасывающихся снизу. Всех их привлекал запах быстро разлагающейся плоти.
Дальнейшее смешалось – я помню только, что все брел и брел под водой, через мусор, по топкому дну, окруженный стаями кусающихся мучителей.
Говорят, что сколько бы копий ни делалось с одного архетипа, во всех сохраняется по крайней мере одна черта характера. Независимо от того, что меняется, нечто остается неизменным, устойчивым. Переходя от базовой структуры к дублю, от одного факсимиле к другому. Если вы честны, пессимистичны или болтливы в реальной плоти, то схожие качества обнаружатся и в двойнике.
К черту всех, кто говорит, что я не смогу это сделать.
Фраза снова и снова прокручивалась в моем разрушающемся мозгу. Повторяясь в тысячный раз… в миллионный. Она звучала каждый раз, когда меня пронзала боль – в ступне или от укуса рыбы. В этой фразе было нечто больше, чем просто слова. Она стала моим заклинанием. Фокусом моего мира. Мантрой упорства, помогавшей тащиться вперед, волочить по дну бренное тело, переставлять одну раскалывающуюся от боли ногу за другой… пока я не наткнулся на небольшое препятствие.
Некоторое время я тупо смотрел на него. Покрытая слизью и водорослями цепь, тугая и уходящая почти вертикально вверх, соединяла зарывшийся в ил якорь с неким плоским предметом из деревянных планок.
Плавучий док.
А рядом судно, широкое днище которого было усеяно ракушками. Я понятия не имел о том, что это за судно. Я лишь знал, что мое время истекло. Река прикончит меня, если я останусь в ней еще хоть немного.
Пользуясь одной здоровой рукой, я ухватился за цепь и вытащил ноги из вязкой грязи, потом пополз вверх, навстречу яркому свету.
Рыбы, должно быть, поняли, что добыча уходит. Они набросились на меня со всех сторон, хватая все, что можно, метя даже в голову. Даже тогда, когда она высунулась из воды. Ухватившись за док, я напряг память, стараясь припомнить, что делать дальше.
Дыши. Вот оно что. Тебе нужен воздух.
Дыши!
То, как я дышал, совсем не походило на дыхание человеческого существа. Представьте себе звук, напоминающий хлюпанье и издаваемый куском мяса, который вы бросили на разделочную доску и начинаете нарезать. Но все же воду, льющуюся из моего безгубого рта, заменил кислород, и это дало мне сил перебросить ногу через бортик.
Выбравшись полностью из воды, я вдохнул полной грудью, чем расстроил планы речных хищников, вынужденных вернуться в родную стихию ни с чем.
Дрожь сотрясла мое искусственное тело, и какая-то часть меня отвалилась и исчезла под водой, к радости шумно налетевшей на нее живности.
Мои чувства меркли с каждой секундой. Словно со стороны я заметил, что один глаз у меня полностью отсутствует, а другой, вывалившись из глазницы, болтается на ниточке. Я засунул его на место и попытался встать.