Глиняные годы
Шрифт:
– Так, стычка.
– Тоже здесь?
– О, нет! Гораздо раньше. В ж и з н и! Когда имя Кристофера Марло еще что-то значило.
– А теперь? По-моему, лишь теперь - т е п е р ь - и начинается... Ах, как ему хотелось поддеть, уязвить этого развязного "творца"!
"Все вы тут гении, - подумал он раздраженно, - но по ком, по ком из вас загудят колокола посмертной славы? Или прозвучат - хотя бы день, хотя бы час, минуту в этом потоке вечности?.. Несчастные двуногие, сошедшие с ума из-за того, что те, кого потом назвали гениальными, великими, родились раньше вас и отобрали у вас славу... Что за вздор! Великие не отбирали ничего. Они пришли и взяли то, что
Брюнет с сожалением посмотрел на Глеба:
– З д е с ь все кончается. Дальше отступать некуда. Или у вас припасены другие варианты?
– Когда наконец чувствуешь, что можно быть самим собой, действительно - это предел. Какие еще варианты? Если бы только не здесь...
– Еще бы! Кристофер Марло знает, что говорит, - самодовольно ухмыльнулся брюнет, но, оглянувшись, тотчас приложил палец к губам. Тс-с-с... Доктор идет!.. А вот тогда - да!
– неожиданно громко и решительно заявил он.
– Тройка, семерка, туз - шведская миловидность. В противном случае - инсулин!
– Он весь как-то поник и медленно пошел прочь. Но напоследок, через плечо, все же успел бросить: - Возьмите меня в труппу, а, мистер Шекспир?
– Итак, я свободен, Билли, - весело проговорил врач.
– Займемся вашим театром?
– Было бы неплохо... Я тут и сам без дела не сижу. Один уже просился в труппу.
– Кто?
– Да вот...
Глеб взглядом указал на удаляющуюся фигуру.
– А, это наш новый пациент... Безобидное создание. Вы только подумайте, Билли, он разыгрывает болезнь, которой у него вовсе нет. А лечить-то его надо, правда, совсем от другого. Возомнил, что он Кристофер Марло!.. Пора, говорит, взять верх над Шекспиром - потому-то я и здесь. Каково?
– Придворный трагик, - улыбнулся Глеб.
– Не это ли залог скорейшего забвенья?!
– Его, однако, не забыли...
– У Истории свои причуды. Но он попросился в мою труппу! Разве он тем самым не признал моего превосходства?
– А вы тщеславны, Билли. Знаете, он тут как-то - да-да, едва только поступил, вчера!
– заметил: позвольте мне сыграть в любой шекспировской пьесе - и я наполню свою роль таким смыслом, какой Шекспиру и не снился. Хоть я и не актер. Но я зато - Кристофер Марло!
– Похоже на него. Что ж, я найду ему место в новой пьесе. Да я и сам сыграю в ней... Посмотрим, какой смысл он вдохнет в свою роль.
– А что за роль, если не секрет?
– Он сыграет самого себя. Каким он был всегда. И будет жалок, уж поверьте.
– По-моему, вы хватаете через край. Между нами, он даже обрадовался, когда узнал, что вы - здесь.
– Серьезно? Вот чудак! Нет, я обязательно дам ему роль. Пьеса почти готова...
– Как называется?
– Пока не знаю... Да и не название решает дело, нет! Оно рождается в последнее мгновение, чтоб как-то зрителя привлечь, а в сущности... Короче, это будет хроника. Последняя в моей жизни...
– Неужели?
– Да. Я, правда, не уверен - лучшая ли... Впрочем, автор судит обо всем предвзято...
– Шекспиру не дано писать плохо, - моментально отпарировал врач.
Глеб только грустно посмотрел на него и, нахмурясь, отвернулся.
"Что-то с ним творится, - озабоченно подумал врач.
– Он изменился. Когда его привезли, он был вне себя от ярости, казалось, он способен разнести все в щепы... А теперь? Он здесь всего третьи сутки. И уже сегодня он совсем другой... Тихий, подавленный человек... Как это он сказал на утренней беседе? Да!.. "Что бы вы подумали о человеке, который бежал с целью стать победителем, заранее предполагая, что победителя ждет беда?" Я ему ответил что-то вроде: "Не беспокойтесь, Билли, здесь мы вас в обиду не дадим..." Пустые слова! Неужто он вдруг осознал всю нелепость своих прежних поступков? Что же получается: безумец, понимающий, что он безумен? Парадокс! Невозможный парадокс! Но почему он с такой радостью ухватился за эту идею учредить в больнице театр? Даже с истовой готовностью... Выходит, он все-таки верит в свое мифическое "Я"?! И одновременно отвергает... Нет-нет, конечно, все не так. Все во сто крат сложнее. Внешне он смирился, да, сломался, но - внутри... Как, от чего его лечить? Как понять этого безумца, который умеет держать себя в руках? Если не Шекспир, то кто? Если не Глеб Сысоев, то кто же, наконец?!"
И тут врач с ужасом обнаружил, что, задумавшись, произнес последние фразы вслух. Правда, тихо, очень тихо, но пациент услышал.
– Прекрасно, доктор!
– воскликнул Глеб, дружески похлопав врача по плечу.
– Вы начинаете сомневаться! Вы далеко пойдете.
– Не понимаю.
– О, это большой профан в своем деле. Увидете, и года не пройдет, как вся Европа будет трепетать от одного лишь имени его!
– рассмеялся Глеб. Это я о себе. Я был профаном и, как любой профан, не сомневался. И в результате - встретил вас... Вам моя участь не грозит.
– Билли!
– укоризненно сказал врач.
– А что - Билли?.. Пускаться во все тяжкие словесного жонглерства это глупо. Не выяснишь ничего и не поймешь. Что - Билли?! Слова, слова, слова... Воистину!
– Билли, - сказал врач примирительно, - сколько человек вам нужно?
– Человек пятьдесят, не меньше, - ответил Глеб. И совсем тихо добавил: - Труппе хватило бы и одного актера. Но что делать, если в пьесе так много уродов?!
– Что вы сказали?
– не расслышал врач.
– Нет, ничего. Я просто уточнял. Для себя.
Со времени своего последнего визита она, кажется, немного успокоилась, хотя все внешне, только внешне - неужто и тут игра? Смирилась ли на самом деле или только сумела взять себя в руки, надевши маску напускного равнодушия и непробиваемой чопорности?
Врач этого не знал и никак не мог уловить, что же кроется за бесстрастными интонациями ее голоса и скупыми, будто заранее отрепетированными жестами. Это раздражало и вместе с тем сковывало родственники больных всегда становились отчасти как бы тоже его пациентами, а тут он ничего не мог понять.
– Ваш муж вполне освоился. Больные ему доверяют, относятся весьма почтительно, как к настоящему Шекспиру. К гению, если хотите...
– Видимо, он просто утешился тем, что хоть безумные сумели распознать истину.
– Как вы сказали?
– врач недоуменно вскинул брови.
– Истину? Но ведь это - фарс, игра!
– Все игра, - сухо возразила женщина.
– Вы повторяете слова своего мужа! Вы меня ставите в тупик. Впрочем... Все скоро разрешится. Актеры набраны, роли распределены, премьера - завтра.