Глиняный папуас
Шрифт:
– Невидимка.
– Глупости.
– Невидимка,- упрямился Витька.- Я же его не видел.
– Ладно,- сказал я.- Черт с тобой... Сейчас такие события. У вас Агафонычев сидит. Принес газеты с известием о сигналах из другой галактики.
– А какое дело Агафонычеву до этих сигналов?
Меня удивил этот вопрос.
– Сигналы же посланы человечеству,- сказал я,- а Агафонычев один из его представителей.
– А откуда вы с Агафонычевым знаете, что эти сигналы адресованы человечеству? Ведь когда оттуда стали
– Но они могли предполагать, что человечество появится!
– Ерунда! Эти сигналы адресованы не вам с Агафонычевым и не человечеству.
– А кому?
Витька смерил меня насмешливым взглядом.
– Кому? Конечно, не тебе или мне и даже не тем ученым, которые сейчас спорят.
– А кому же?
– А может, тому, кого ты сейчас видел и кто скрылся за углом.
– Какая чепуха! Чем же он лучше тебя, меня и этих крупных ученых?
– Лучше, хуже... Не в этом дело.
– А в чем?
– В том, что это был необыкновенный парнишка. Таких парнишек никогда не было и не будет.
Витька сказал это, и больше мне не удалось вырвать у него ни одного слова.
На другой день, встретившись со мной в классе, Коровин спросил:
– Ну, как вы там с Агафоиычевым, все еще думаете, что сигналы посланы человечеству?
И спросил он это таким тоном, словно хуже нас с Агафонычевым не было никого во всей солнечной системе.
Теперь несколько слов не об Агафонычеве и но обо мне, а о самой солнечной системе. Насчет солнечной системы вскоре произошел спор между Витькой и преподавателем физики Осипом Соломоновичем. И как выяснилось из спора, Витька оказался большим знатоком Солнца и солнечной системы.
Вовсе не желая подлизаться к Витьке, а от всего сердца я сказал:
– Здорово ты знаешь солнечную систему.
А Витька хмыкнул носом:
– Да, знаю. Наверно, не хуже вас с Агафонычовым.
Мне стало очень обидно не за солнечную систему и не за себя, а за Агафонычева. Слушая Коровина, можно было подумать, что я, солнечная система и Агафонычев составляли одно целое. И поэтому я очень обрадовался, когда румяный пенсионер не стал больше появляться в Витькиной квартире. Правда, он исчез не совсем, а только пероехал куда-то к Средней рогатке, в новый пригород, получив там отдельную квартиру с мусоропроводом и ванной. Появился он лишь через месяц.
– Воздух,- сообщил он Витькиной матери.- Два дерева под окном. Ванна. Лифт. И другие удобства.
На Витьку, видно, его слова произвели не очень благоприятное впечатление. Когда Агафонычев ушел, Витька сказал мне;
– У вас с Агафонычевым большое сходство.
– Какое?
– спросил я с испугом.
– Оба вы очень удобства любите.
Это было зря сказано. Удобства я вовсе не люблю. И обычно сплю на раскладушке, хотя у нас свободная кровать и диван. Просто Коровин но хотел отделять
Я стерпел и ничего не ответил. Стерпел я ради того, чтобы узнать о сигналах. Короче говоря, принес в жертву самолюбие ради истины.
И вот когда наступил подходящий момент, я спросил Коровина:
– Так что же предполагают ученые?
– Одни ученые предполагают,- ответил Витька,- что это естественная радиация, а другие, что это сигналы далекой цивилизации.
– А ты сам что думаешь?
– Я не думаю, я точно знаю.
– Откуда ты можешь точно знать?
Я весь дрожал от нетерпения и тревоги, ожидая ответа.
– От одного знакомого,- спокойно ответил Витька.
– А кто этот знакомый?
– Один мальчик.
– Из нашей школы?
– Нет, из 207-й.
– А где эта 207-я?
– Ну, скажем, на Васильевском острове.
– А как его фамилия?
– А тебе зачем?
– Зачем? Ни зачем. А просто для достоверности.
– Ну, хотя бы Громов. Тебе не все равно?
Я сделал вид, что мне все равно, и больше не стал спрашивать, отложил до следующего раза. И зря. Всегда надо ковать железо, пока оно горячо.
В газетах вдруг перестали писать о сигналах из другой галактики. Это иногда бывает. Ведь о плезиозавре, которого будто бы нашли в каком-то озере, тоже писали-писали, а потом вдруг замолчали, словно вовсе не было этого плезиозавра или он исчез вместе с озером.
Об Агафонычеве и о солнечной системе мне Витька больше не напоминал, но и о сигналах тоже говорил редко. И все же о Громове, об этом "невидимке", мне кое-что удалось узнать. Оказывается, Громов тоже интересовался теорией вероятности ц даже ходил знакомиться с Витькой в Куйбышевскую больницу.
Жил Громов на Васильевском острове, кажется, в очень обыкновенном доме, рядом с парикмахерской, но дальше все было необыкновенное. Отец Громова был археолог и сделал какое-то крупное научное открытие, но с опубликованием не спешил, чтобы не рассердить других специалистов, которые могли потребовать неоспоримых доказательств. Может быть, доказательств у него было маловато, не знаю. Когда я стал слишком подробно расспрашивать об этом Витьку, он хмыкнул носом:
– У вас с Агафонычевым есть эта привычка: хвататься немытыми руками за чужую тайну.
Я сразу замолчал, огорчившись, что для Витьки я опять перестал быть самим собой, а превратился в придаток Агафонычева.
– Ты хотел рассказать об отце Громова и об его открытии,напомнил я немного спустя.
– Отец Громова,- сказал Витька,- действительно совершил открытие. Его находки говорят, что на Земле задолго до человека и всех млекопитающих жило высокоразумное существо.
– Ясно,- догадался я,- значит, этому существу и сигналят сейчас из другой галактики?
– Точно,- сказал Витька.