Глоток свободы(Повесть о Пестеле)
Шрифт:
— А коли узнали бы! А коли велели бы… рубить?! — захлебнулся Авросимов.
— Ну рубил бы, — пожал плечами Бутурлин. — Сказал бы ему: «Прости, брат», — и рубил бы. Да и он бы меня не помиловал, право… А тут обошлось. А вы по неопытности очень это всерьез принимаете…
— На государя руку подняли! — крикнул Авросимов.
— А государь-то что, бог? — захохотал Бутурлин. — Он ведь тоже о двух ногах, об одной голове… Да вы успокойтесь, мы его в обиду не дадим… — и захохотал пуще. — Прелестный у нас с вами спор вышел!
— Какие уж тут шутки,
Тут Бутурлин, желая рассеять неприятное впечатление, произведенное на нашего героя его словами, поманил Милодору, и она тотчас опустилась на ковер возле них. Авросимов глянул было: где же Дельфиния? Но ее снова не было в зале. Милодора обняла его за плечи, шепнула ему:
— Ах вы рыженький шалун, а Милодора вам уж и не люба?
— Господа, — крикнул Бутурлин. — Пьем за Милодору!
— А вот они меня любят, — шептала меж тем Милодора нашему герою, кивая на Бутурлина, — а вы так совсем нет… Нет чтобы на руки меня поднять… Можете?
— Могу, — сказал Авросимов и, обхватив ее поудобнее, поднял с пола.
— Ура! — крикнул Бутурлин, расплескивая вино.
А чудесные превращения тем не менее продолжались. Казалось, будто из табачного тумана сами по себе возникают призрачные картины, чтобы тревожить нашего героя. Не успел он опустить Милодору на ковер и смахнуть капельки пота со своего лба, не успела она, изнемогшая от визга, глотнуть прохладного кислого вина (а ведь это, заметьте, на виду у Авросимова), как тотчас все смешалось, затуманилось, а когда проявилось, то никакой Милодоры не было и в помине, Бутурлин резво вистовал в дальнем углу, словно никогда и не вставал из-за карт, а на ковре возлежала, подложив руки под голову, та самая молодая дама, которую Авросимов помогал вытягивать из сугроба. Голубое платье ее раскинулось и казалось на темном ковре лесным озерцом. Она лежала и разглядывала нашего героя неподвижными серыми главами.
— Господи, — прошептал Авросимов, — эту-то еще как зовут?
— Мерсинда, — тотчас отозвалась дама и капризно пожаловалась: — Меня в вине утопить хотели… Нахлестали в лохань вина…
— Мерсинда, — сказал он, уже ничему не дивясь, — а где же Милодора? Кого я на руках держал?
Но она смотрела на него неотрывно и молчала.
— Мерсинда, — продолжал наш герой, — неужто вас в вашем платье в лохань окунали?
— Вот горе мое, — засмеялась Мерсинда на эти слова, — вот горе мое… Да как же в платье, когда я голая была! — и в глазах ее вдруг промелькнул живой интерес к стоящему над нею молодому человеку, чьего имени она не знала.
Голос у нее был хрипловатый, улыбка яркая, подобная цветку. Авросимов опустился рядом с ней на ковер и услышал, как она сказала, словно и не ему, а самой себе:
— Весна придет, почки раскроются… А меня, нимфу молодую чудесную, повезут на белой колеснице по дороге столбовой… А вы грустите чего-то, да?
— Почему же это, прекрасная Мерсинда, — спросил наш герой, — ваши подружки отказывают мне в любви,
— А потому, — ответствовала Мерсинда, — что на это комнаты имеются, где никто вас не видит… А в зале можно ручки целовать да комплименты говорить, да смеяться.
В это время в залу вошел гренадерский поручик, красивый и трезвый.
— Вот он, соблазнитель мой, — засмеялась Мерсинда с томностью. — А уж силен, силен!
— Да я его одной рукой свалил, — сказал Авросимов.
— Силен, спасу нет… Он меня на руки взял и в лохань… — она засмеялась… — Всю прямо в калачик свернул…
— Да я ж его запросто свалил, — сказал Авросимов.
— Силищи у него ужас, спаси Христос! — сказала она, вспоминая.
— А я сильнее, — сказал Авросимов. — Хотите, я вас к потолку подниму? — и он напряг мышцы, готовясь по первому ее знаку совершить геройство.
— Вот он силач мой, — засмеялась Мерсинда, не обращая внимания на нашего героя. — Ох и силен!
Авросимов почувствовал, что не может теперь отступиться, не может, что готов схватить ее в охапку и бежать с ней в комнаты, ото всех подальше, но трезвое ее наставление уже руководило им, и он сказал, надеясь:
— Пойдемте со мной, прекрасная Мерсинда… Я вас в лохани топить не буду.
— Пойдемте уж, — согласилась она, словно только и ждала его предложения, и поднялась с ковра.
Теперь уже с Мерсиндой пробирался наш герой на своих дрожащих ногах по шубам, наваленным в прихожей, теперь уже Мерсинду держал он за руку, все больше поражаясь легкости, с которой она согласилась ответить на его любовь.
И они вошли в ту самую комнату, из которой еще совсем недавно возникла встрепанная Дельфиния, и Мерсинда, привычно и деловито сняв нагар со свечки, уселась на красную кушетку и с легкой усмешкой выжидательно уставилась на нашего героя, который, опустившись на стул, застыл.
Так они молчали несколько минут. Потом Мерсинда, теряя терпение, спросила:
— Ну, что же мы с вами делать будем?
Наш герой только слюну проглотил, а выговорить ничего не смог. Тогда она похлопала по кушетке.
— Хоть рядом сядьте, горе вы мое…
— Где… рядом? — выдавил Авросимов, теряясь окончательно.
— Горе мне с вами! — засмеялась она одними губами. — Идите, вина выпейте… Ступайте же!
Он встал и вышел и, уже не разбирая дороги, ринулся в залу. Дельфиния встретилась ему, но он оттолкнул ее.
Ванюша, рыбонька, неучтивый какой! — проговорила она вслед.
Он выпил вина прямо из бутылки. Пил, пока не почувствовал, что ноги уже не держат. Бутылка выскользнула из рук. Вино пролилось. Покачиваясь, он направился обратно, не слыша, как за карточным сколом снова возгорается спор.
«А я, — подумал он, торопясь к заветной кушетке, — я вас могу до потолка поднять… Гренадер-то мне не чета…»
Он вломился в комнату и, не запирая двери, кинулся к кушетке, где ждала его Мерсинда.