Глоток свободы(Повесть о Пестеле)

Окуджава Булат Шалвович

— Все правильно, — засмеялся ротмистр с еще большим изумлением, — только колонн — восемь.

А что это за барышни — понять не могу? Какие там барышни вам померещились?

— Милодора, — сказал Авросимов в пространство.

— Почему Милодора? Кто такая Милодора?

— Я и вашу сестрицу вижу там, — сказал наш герой Заикину.

Тот помертвел весь, передернулся бедный подпоручик, провел ладонями по щекам, но попытался улыбнуться все же.

— Ну, дальше, дальше, — нетерпеливо сказал ротмистр. —

Ну, стало быть, приехали, так? Ну теперь пропустим лобызания и всякие там разговоры на крыльце… Ладно, пусть Милодора и сестрица господина Заикина… Вошла в дом, да? Что же видим мы перед собою? Ну говорите, сударь…

Нашему герою предстояло тешить уже не только ротмистра, но он и сам теперь заигрался так, что и остановиться не мог, и воображение его, все более и более распаляясь, распахивало перед ним картины, одна другой невероятнее.

— Тут мы входим в дом, — сказал Авросимов с улыбкою, полною тайны, которая давно уже не озаряла его лица. — Сбрасываем шубы, а должен вам сказать, что вечер близок, и несут свечи, и мы усаживаемся в гостиной у горящего камина…

— А камина-то нет, — засмеялся ротмистр.

— …и пусть, бог с ним. Однако тепло. Скорей, скорей несите нам вина и яств! Несут. Ваша сестрица, господин подпоручик, ее ведь Настенькой зовут? Так вот она…

— Браво! — крикнул ротмистр.

— Черт… — сказал подпоручик с восхищением.

— Она садится между вами, сударь, и мною, мы ведь с ней давно знакомы. «Ты-то как здесь?» — спрашиваете вы. — «А вот так», — говорит она, а сама смотрит на меня с лукавством. Тут вы, натурально, все понимаете, и вы этому рады, сударь. «Ладно, — говорите вы, — я не возражаю, а ежели что — я сам батюшке в ноги упаду, умилостивлю его, живите, господь с вами…»

— А что, сударь, — вдруг спросил подпоручик, уставясь на нашего героя, — вам и в самом деле Настенька по сердцу или же вы балагурите?

— Не мешайте ему, пусть он рассказывает, — попросил ротмистр.

— Затем, — сказал наш герой, не ответив на вопрос подпоручика, — затем Настенька удалилась, чтобы не мешать нам в мужском разговоре, а мы сидим, пьем вино и рассуждаем о всяческих там возвышенных предметах, и ждем гостя, который с минуты на минуту должен объявиться.

— Кто же этот гость? — с удовольствием засмеялся ротмистр.

— Сейчас, сейчас, — проговорил подпоручик, — сейчас он скажет… Вы только ему не мешайте…

— Мы ждем гостя, — продолжал наш герой, обращаясь снова в пространство, как бы и ни к кому. — Наконец он входит к нам. Мы все встаем, потому что невозможно сидеть, когда он входит. Сам он невысок, кряжист, армейский полковничий мундир ладно сидит на нем. Глаза холодны и глубоки. Движения размеренны. Он садится в кресло и сидит, ровно Бонапарт, ногу чуть вытянул…

— Кто же он? — спросил ротмистр хрипло.

Но Авросимов не отозвался. Распаленное

воображение безумствовало. Теперь он совсем явственно видел все, что воображал, а попутчики его нисколько не заботили. Они сидели, вытянув длинные шеи и раскрыв глаза. Авросимов даже позабыл, что он в санях, и какая печальная миссия ему предстоит, но видел, как он подошел к таинственному незнакомцу, на ходу оправляя свой майорский мундир, и сказал ему, словно век уже целый был с ним близок:

— Судьба не часто балует нас встречами.

— Полноте, — улыбнулся полковник, — с нашими-то заботами в наш век можно ли видеться чаще? Господа, — обратился он к остальным, — мы все продрогли с дороги, не выпить ли нам чего?

— Пусть ротмистр распорядится, — сказал Заикин.

Покуда люди по приказанию ротмистра подавали, приехавшие уселись поплотнее.

— Я было согласился с вашими республиканскими воззрениями, — сказал подпоручик полковнику, — но мысль об непременном цареубийстве столь для меня ужасна, что она меня от вас отдаляет.

— Какая же республика, коли жив монарх, пусть даже бывший? — жестко отпарировал полковник. — Что это вы? Да разве вас кто силой тащил к нам? Вот ротмистр Слепцов полный наш антагонист, так что ж из того? Я могу уважать врагов.

— Какой я враг, — засмеялся ротмистр, — я может быть, более друг, чем вы предполагаете… Я хочу вас предостеречь от неверного шага, но понятия благородства мне не чужды. Я выдавать не способен, господа, я просто вас арестовываю. Я даже понимаю ваш пафос, вы где-то там по-своему правы, и все-таки, господа, когда час ударит… Вы понимаете?.. Но пока вы в моем доме, прошу, господа, откушать.

Аромат гвоздики почему-то распространился по комнате. Все потянулись к бокалам и с наслаждением отхлебнули.

— Вот видите, — сказал ротмистр, — как хорошо мы сидим в тепле и наслаждаемся беседой и вином, а ведь осуществись ваши планы, господин полковник, и ничего этого уже не будет, а будет холод, кровь и братоубийство.

— Вздор какой, — засмеялся подпоручик, — просто вино и другие прелести тогда будут для всех.

— Это вот и есть вздор, — сказал ротмистр, — ибо всем всего никогда не может хватить. Так не бывает. Это же не сказка какая-нибудь. Да и зачем простому человеку то, что привычно нам?

— Ах, не в этом дело, — сказал подпоручик. — Но когда наступит народное правление, тогда один не будет унижать других, тогда наступит расцвет искусств…

— Позвольте, — засмеялся ротмистр, — но народное правление— это ведь тоже власть, а власть, господа, шутить не любит. Сегодня одним плохо, а завтра — другим. Какой же резон в ваших словах?

— Короче говоря, вы исповедуете рабство, — сказал полковник, — но это анахронизм…

— А кто доказал сие? — снова усмехнулся ротмистр.