Глоток воды из Леты

Змаева Ангелина

Страшный, страшный. Главное, чтобы от Димы пока подальше держалась. Молча пожав плечами — "понимай как хочешь", продолжаю:

— … а если мы в кино пойдем или еще куда, могу тебя позвать.

— И все будут думать, что у Витьки две девушки? Но я согласна! — быстро добавила она. И, немного подумав: — Только... он меня не прогонит?

— Постарайся, чтобы не прогнал, я тут тебе не помощница.

— Да. Ты добрая, готова поделиться. Я бы так, наверное, не смогла. Или у тебя кто-то другой есть?

Молча пожимаю плечами. "Может, и есть, но не скажу".

— Ну да, конечно, ты же сейчас если с Витькой ходишь, то никуда больше? Но если ты нас сведешь, и Витьке со мной хорошо будет, получится, что твой долг перед ним закрыт. И тогда... — договорить ей не дал противный дребезг звонка над ухом. Женька поморщилась, тряхнула головой, и мы побежали в класс.

История Реформации сегодня проходила мимо моих ушей, мысли вертелись вокруг разговора с Веткиной. Вот оно — то самое различие, которое я так долго старалась поймать. Сам по себе опыт секса не изменил ничего для Женькиного тела, без серьезных повреждений вроде бы обошлось, залета не случилось. Это как бы объективно, биологически. А внутри, "в душе", он меняет все. Это я еще помню, хотя и смутно, по той, собственной далекой юности. Кажется, "после" ты уже другая и мир вокруг другой. Теперь-то я понимаю, сколько раз в жизни приходит это ощущение, а сколько раз не приходит, но стоит оглянуться и увидеть, как ты изменилась. Для меня изменения — это просто новый этап жизни, не лучше и не хуже прежнего. А для Женьки? Для нее все не так. Раз она изменилась, пусть и не по своей воле, значит, стала либо лучше, либо хуже. Как в черно-белом телевизоре, если две точки отличаются, то одна из них темнее. Потому как других цветов просто нет. Отличие выделяет, ведет к вопросу: лучше или хуже? И особенно остро встает этот вопрос, если отличаешься от всех окружающих. Стала не такой, как другие девочки. Лучше или хуже? И хор голосов отвечает: "Хуже! Рваная грелка, только на выброс! Правильные мальчики не положены!" Крик и слезы родителей добавляют ужаса и беспомощности. И никакой личной защиты, ни единого собственного убеждения, чтобы пропустить эти крики мимо ушей. Так что же получается? Общество защищает девушек-подростков не от навязчивых приставаний озабоченных мужиков — что от них защищать. Общество защищает девушек от себя самого. Толпа всегда глупее отдельного человека. У толпы тоже черно-белое мышление и ей только дай повод, чтобы осудить. Что же случается в восемнадцать лет? Неужели человек, достигнув этого рубежа, обретает вдруг "цветное" видение жизни, понимая многомерность различий? Или толпа вдруг резко умнеет? Да ничего подобного, просто в этом возрасте секс перестает быть различием. Одна среди многих, "все, как у всех". Нейтрально, а в чем-то и одобрительно. И абсолютно неважно, какой секс, какие отношения, и что из них выйдет потом. Главное, чтобы не раньше большинства. Вместе с той самой толпой, которая не терпит различий. А законы, записанные в УК, пишутся именно для нее и под диктовку ее шепота.

Очнувшись, понимаю, что уже пол-урока сижу, пялюсь на чистый тетрадный лист, и Витька на меня уже начинает странно коситься. Улыбаюсь: "Все хорошо." И ведь действительно хорошо. Пришло понимание ответа на вопрос, который грыз меня последние дни. Да, я могу... как это называют, "клеиться"? — могу "клеиться" к Диме. И по моим внутренним убеждениям это будет правильно. И второй, попутный ответ про Женьку. Она тоже может попытаться добиться Витьки. Но по совсем другой причине. Она уже записала себя в отдельную категорию, и сейчас проще доказать ей, что "есть жизнь на Марсе", чем убедить ее, что она не марсианка. Так что "можно, если осторожно". Ну а об осторожности придется позаботиться мне.

После уроков решили сразу пойти к Витьке и на выходе из школы буквально налетели на поджидающую меня Птичкину.

— А что за руки не держитесь жених с невестой?

Делает вид, что смеется, но глаза злые и обиженные. "Как же так? Не отреагировали на подколки, не стали оправдываться? Подружка опять с ним, а не со мной..." Так и теряются друзья или приятели на ровном месте. Но играть в ее игру я не хочу. Может, поймет со временем, хотя вряд ли: ей-то по-настоящему тринадцать лет. И тот же черно-белый телевизор показывает сейчас темную картинку.

— Так здесь же не скользко, — улыбаюсь, делая вид, будто не заметила попытки обидеть. — Вон там, где лед в переулках, можно и за руки...

— А-а...

Такого ответа не ожидали и следующая фраза не заготовлена. Так и уходим от стоящей с открытым ртом Светки. А Витька кажется растерянным, втягивает голову в плечи. Я его пугаю? Плохо, придется при нем придерживать язычок.

По дороге зашли в магазин. Денег на карманные расходы у меня не слишком много, около рубля, но на перец, лаврушку и пачку маргарина — хватит. Покупаю все это под удивленным взглядом Витьки.

— Э-это тебе зачем?

— В суп.

— А маргарин?

— Морковку с луком обжарить.

— Прошлый раз ты не жарила.

— Чтобы вкуснее было.

Задумался, дальше идет хмурый, пинает кусочки тающего весеннего льда, брошенные на тротуаре дворниками:

— Я тебе настолько нравлюсь?

— А тебя это беспокоит?

— Ну-у-у, да. Ты очень хорошая девчонка и все такое. И как друг. Но...

— Тебе не нравлюсь.

— Эх, была бы ты парнем...

— Тогда что?

— Можно было бы просто дружить. У меня никогда друзей не было.

— Но мы и так дружим. Так что тебя беспокоит?

— Но я же тебе нравлюсь. Это вроде как бы...

— К чему-то обязывает?

— Ну!

— Могу тебя успокоить, ты мне тоже именно друг.

Морщится, мотает головой, не верит...

— За друзьями так не бегают, и суп им не гото... — споткнулся на середине фразы. — Пойми, мне очень хочется, чтобы ты и дальше готовила. Но так не бывает! Не надо меня обманывать!

— Ты прав. Так не бывает. Но с чего решил, что мне "не как друг" нравишься именно ты? А не твой папа, например? Я ведь для вас вместе готовлю.

Остановился. Смотрит на меня вытаращенными глазами, даже рот приоткрыл.

— Но ведь он же ста... взрослый!

— И поэтому нравиться не может?

Витька выдохнул и успокоился.

— Может. У меня папа хороший. А он знает?

На минутку задумываюсь.

— Я не говорила. И вообще-то это секрет, не от него, конечно. Но посторонним знать не нужно.

— Пф! Я же не трепло и не девочка.

— Девочки тоже разные бывают. Верю, что не расскажешь, мы же друзья.

Кивает. Ну да, конечно, "мы же друзья"... В школьном мире обычно значит "приятели". Но я не запрещала рассказывать Диме и, надеюсь, только ему Витьке и захочется рассказать. Может, еще Женьке, если она и правда сможет составить нам компанию. Это уже хуже, но тоже не очень страшно. А что до остальных, то безразличие порой защищает секреты куда лучше запретов.

За разговорами добрались к Бураковым. Дима на работе и вернется только к вечеру, Витька со вздохом уселся за уроки, кидая то и дело взгляды на холодильник. Школьный обед из манной каши и половинки сосиски уже давно стал только воспоминанием. А я решила исполнить свой тщательно подготовленный план по поддержанию своих мужчин в тонусе.

— Так, если я готовлю, то не в школьной же форме мне это делать?

— А-а в чем? — Витька непроизвольно оглядывает себя.

— Пойду, переоденусь. — И, не отвечая на вопрос, прячусь за дверью в комнату Димы. А дальше из школьной сумки извлекается домашнее платье. Светло-зеленое в синий горошек. Переодеваюсь в него. Школьную форму из вредности развесила на спинке Диминой кровати. Мое появление на кухне опять производит эффект отпавшей челюсти.

— O! Маша, тебе идет!

— Да? — Кручусь про комнате в легком танце. — Тем лучше. Я сейчас все пожарю и поставлю вариться, а потом займусь уроками. Освободишь мне краешек на столе?