Глоток воды из Леты
Шрифт:
— Я ведь грузчиком в "Продуктах" работаю. Иногда достается кое-что до выкладки на прилавок. Но...
Дима достал откуда-то здоровую финку с наборной рукоятью и примерился отрезать от курицы тощую лапу.
— Дима...
— А?
— Может, из такой курицы лучше суп сварить?
— Ммм. — Лезвие замерло в миллиметре от тушки. — Знаешь, я ведь не умею варить суп.
— Я умею. Только разрежь...те ее на четыре части. И покажите, что у вас где лежит.
Два движения ножа — и на стол упали четыре кусочка бывшей курицы.
—
— Лук, чеснок?
— Нет такого, как-то никогда не нужен был...
— Косолапова, — подал с дивана голос Витька, — т-ты чо, правда, суп варить собралась? — Глаза круглые, и грубит специально. И, кажется, сейчас получит от отца, вижу побелевшие костяшки пальцев Димы. Легко касаюсь этих пальцев своими, Дима дергается, как от удара тока, и смотрит на меня. Они очень похожи, когда удивляются — одинаковое выражение на лицах. Делаю вид, что не замечаю, и честными, безмятежными глазами смотрю на Витьку.
— Ну да. Может, придумаешь, где добыть луковицу и чеснок?
— В магазин сбегать, что ли? — взгляд на отца. Дима успел к этому моменту "отмереть", да и я его руку отпустила уже. Честно говоря, не хотелось отпускать; сильно меня зацепило, однако.
— Сходи. И хлеба тогда возьми еще.
Витька лезет в ящик буфета.
— Пап, тут мелочи нет, только юбилейный рубль, с Гагариным.
— Бери, разменяй.
Прихватив авоську, Витька исчезает за дверью, а я принимаюсь чистить морковь все той же финкой. Тяжелая и слишком острая, но, похоже, в этом доме других ножей не держат.
— Маша.
— Да?
— Тебя не заругают, что ты долго? Пока этот охломон вернется, пока суп сварится...
— Родители же знают, что я у вас.
— Да? И это их успокаивает?
— Если вы про сплетни, то мои не верят, будто вы изнасиловали ту девочку. Ну, Витькину маму... Папа говорит, что тогда вы бы не стали брать Витьку к себе.
— "Ту девочку" звали Лиза. И нам было хорошо вместе. А потом — вот как вышло. Ты считаешь, что я не виноват?
— Вы виноваты.
— В чем?
— Не защитили свою женщину от ее родителей.
— Мне этого никто еще не говорил, но... Может, ты и права. — Опускает голову, задумался. — Мне тогда и в голову не приходило, что от родителей нужно защищать. Еще была жива мама.
Дима смотрит прямо перед собой, явно он где-то не здесь. Наверно, надо ему давно выговориться, но не сейчас, рано еще — мы слишком мало знакомы, потом будет жалеть. Срочно отмываю руки от морковки и подхожу к нему. Заглянуть в глаза? Нет, не то. Просто кладу руку на плечо:
— Но сейчас вы ведь знаете, что есть свои и "все остальные".
— Сейчас знаю. Спасибо тебе за поддержку. Ты все-таки очень странная девочка.
— Это плохо, что "странная"?
— Не знаю. Наверное, сложно так...
— А я мало кому показываю свои странности.
— Мне, значит, решила показать?
Кивнув, возвращаюсь к нарезке морковки. Но Дима не считал разговор законченным, что-то обдумывал, держа длинную паузу.
— Потому, что я отец Витьки?
— Нет. Показала, потому, что так решила. А Витька мне просто друг. Ну, может стать другом, пока — приятель.
Такого ответа от меня не ожидали, и Дима замолчал, теперь уже окончательно. А то! Еще что-нибудь спроси, ведь я бы ответила. Но ничего, подожду.
Молчание прервал вкатившийся в дверь Витька. Нет, правда, у меня возникло впечатление круглого и шумного колобка. А все дело в том, что куртку он начал снимать еще на входе и даже не поставив авоську с продуктами. Одной больной рукой куртка снималась плохо, особенно, если не расстегивать молнию, и Витькина голова застряла где-то посередине.
— У-б-уф... — догадался поставить авоську и выпутал голову. — Вы тут как? Ой! Пахнет уже. Косолапова, суп готов?
— Как же "готов", если ты лук еще только принес? Давай сюда.
— А? Ага.
Окончательно заправляю суп и устраиваюсь на диване рядом с Димой. Очень хочется прижаться к нему, положить голову на плечо. Ни к кому так не прижималась... все годы в этой жизни (родители не в счет), да пару десятков в той, с тех пор как умер муж. Долго, долго... Но нельзя. Витька не поймет, да и Дима может испугаться. Так и сидим, ведя ни к чему не обязывающий разговор о наших школьных делах. Диму очень интересует, как к сыну относятся в классе, но напрямую не спрашивает. И хорошо. Потому как приятного сказать мне ему нечего. А слово "никак" вряд ли его обрадует.
За трепом пролетело время и сварился суп. На мой вкус — весьма посредственный. Специй никаких — перца и лаврушки в доме не обнаружилось, морковку с луком не обжарила, да и вообще... Но глядя, как мои мальчики его наворачивают... "Мои мальчики?" А хоть бы и так. Чем же они питались раньше, если "этого" Витька уже вторую добавку наливает? А Дима только вздохнул, посмотрел на свою тарелку, заглянул в пустую кастрюльку и отсел в сторону. Дела-а-а...
После обеда Витька вспомнил, зачем я сегодня к ним зашла. Точнее, за кем. А потом всю дорогу крутился и поглядывал, явно желая что-то спросить, и только уже когда шли по моей улице, решился:
— Косолапова, а ты еще к нам суп варить придешь?
— Когда? Это сегодня воскресенье, а так еще уроки делать надо.
— Ну-у, ты могла бы делать их у нас. А суп пока бы варился. Я бы тебе что-нибудь помог.
— С уроками? — Глаза опускает, сопит. Знает, что с уроками если кто кому и поможет, то всяко не он. Но идея интересная, можно будет поближе к Диме быть.
— Ну. Может, и с уроками в чем-то, и с супом.
— С супом, помочь его съесть! — Смеюсь и Витька тоже начинает улыбаться. — Хорошо, иногда буду приходить, но условие: ты называешь меня по имени — "Маша". Договорились?