Глубина в небе (сборник) (перевод К. Фалькова)
Шрифт:
Аннерби сделал паузу, с видимым усилием умерив пыл.
— Гм, но прежде, чем вышвырнуть тебя обратно в Принстон и начистить панцирь как следует, я тебе расскажу одну прикольную историю. Видишь ли, я немножко неуравновешен. — Он махнул в воздухе левыми ногами. — Я повздорил со шредером, так-то. Пока не поправлюсь, помогаю обрабатывать безумные идеи, понатасканные к нам в нору чуваками вроде тебя. Благодарение Господу, их в основном по почте присылают. Примерно раз в десятидневку какой-нибудь паучара предупреждает нас о низкотемпературном аллотропном переходе олова…
«Ой, ничего себе, так, может, я как раз с инженером и говорю!»
— …и что из-за этого олово непригодно
Аннерби осекся — выболтал секретную информацию, что ли? Потом Шерканер увидел, что сержант смотрит на кого-то или что-то в слепом пятне Андерхилла.
— Лейтенант Смит! Добрый вечер, мэм. — Сержант принял позу полного внимания.
— Добрый вечер, Хранкнер. — Говоривший вышел в поле зрения Шерканера. Это был… была красивая паучиха. Ноги тонкие, жесткие, изящно выгнутые, в каждом движении сквозит сознательно притушенная грация. Униформа — чернильно-черная; Шерканер не распознал род войск. Знаков различия нет, разве что темно-красные точки воинского ранга и нашивка с именем. Виктория Смит. Выглядит невероятно молодой. Рождена вне фазы? Возможно. И может быть, преувеличенное уважение этого дуболома — своеобразная издевка.
Лейтенант Смит переключилась на Шерканера. Поза ее выражала едва заметное, словно удивленное дружелюбие.
— Итак, мистер Андерхилл, вы исследователь факультета математики Королевской школы.
— Гм, ну, скорее, дипломник… — (Она молча глядела на него, словно побуждая к откровенности.) — Гм, ну, математика — лишь официальная моя специализация. Я много работал в медицинском колледже и на факультете машиностроения. — Он ожидал едкой реплики от Аннерби, но сержант вдруг притих.
— В таком случае вы понимаете проблемы, связанные с Глубокой Тьмой, сверхнизкими температурами и сверхвысоким вакуумом.
— Да, мэм. И я как следует поразмыслил над этими проблемами. — Без малого полгода убил, но об этом сейчас лучше помолчать. — У меня много идей, некоторые воплощены в прототипах. Некоторые решения имеют биологическую природу, и там я пока мало что могу вам продемонстрировать. Но я привез с собой прототипы, иллюстрирующие механические способы решения некоторых аспектов проблемы. Они в моем автомобиле.
— Ах да. Должна заметить, что вы его припарковали аккурат между машинами генералов Гринвала и Даунинга. Вероятно, стоит мне взглянуть на ваши прототипы, а заодно и машину в более безопасное местечко переставить.
До полной реализации оставались еще годы, но в тот миг Шерканер Андерхилл узрел первый луч надежды. Во всей Ставке, да что там, во всем широком мире ему было не найти более перспективного собеседника, чем лейтенант Виктория Смит.
В последние годы Увядающего Солнца бури часты, иногда свирепы. Но нет в них ничего похожего на взрывную, кипящую агонию штормов Нового Солнца. Ветра и метели наступающей Тьмы скорее напоминают судороги смертельно больного зверя: мир слабо дергается, умирая от кровопотери. Ибо тепло мира и есть его кровь; она утекает во Тьму, и у гибнущего мира остается все меньше сил протестовать.
Приходит время, когда в полуденном небе видно уже до сотни звезд. Затем до тысячи. Наконец солнце перестает тускнеть, и это значит, что Тьма вступила в свои права. Крупные растения давно уже умерли, разбросав глубоко под снегом пыльцу и споры. Низших животных постигла та же участь. Подветренная сторона сугробов укрыта пылью — тельцами крохотных мошек, и лишь случайные искорки мельтешат среди обнаженных скелетов: духи мертвых, по мнению исследователей классической древности; последние бактерии, спешащие пожрать что можно, как считают естествоиспытатели более поздних эпох. Но на планете еще остаются живые разумные существа. Некоторые обречены на гибель, ибо более сильные племена (или нации) мешают им укрыться в безопасной глубине. Другие застигнуты наводнениями или землетрясениями, уничтожившими предковые глубины. В старые времена существовал единственный способ узнать, что же на самом деле представляет собою Тьма: остаться на поверхности, попытаться достичь призрачного бессмертия, записав свои наблюдения в такой форме и в таком месте, чтобы пламень Нового Солнца пощадил их. Время от времени кому-то из этих смельчаков удавалось протянуть во Тьме год-другой, либо по исключительно счастливому стечению обстоятельств, либо благодаря искусному планированию в надежде узреть сердце Тьмы. Один философ прожил так долго, что нашедшие впоследствии его слова вырезанными в камне над глубиной сочли их метафорой или признаком безумия: и сухой воздух застывает инеем.
В одном пропагандисты Короны и Тифштадта соглашались между собой: эта Тьма будет непохожа на все остальные. Она станет первой, которую подвергнет прямой атаке наука — служанка войны. Пока миллионы гражданских укрывались в тихих гаванях тысяч глубин, армии обеих сторон продолжали сражаться. Зачастую битвы проходили в открытых трещинах, разогретых паром. Но решающие сражения разворачивались под землей, в туннелях, прорытых глубоко под линией фронта в обе стороны. Там, где они пересекались, начинался яростный поединок механического оружия и отравляющих газов. Там, где они не пересекались, возведение туннелей продолжалось ярд за ярдом, день за днем, в меловых скалах Восточного фронта, еще долго после того, как на поверхности отгремели все битвы.
Через пять лет после Сошествия Мрака кампанию на Востоке продолжали только представители технической элиты — у Короны их насчитывалось, быть может, тысяч десять. Даже в такой глубине температуры уже упали ниже точки замерзания. Свежий воздух циркулировал по туннелям, проходя через обогреваемые фораменами печи. Вскоре замерзнут последние воздушные колодцы.
— Мы уже почти десять дней не регистрируем никакой активности на стороне Тифштадта. Командование копателей не устает себя поздравлять.
Генерал Гринвал сунул в пасть ароматический шарик и громко хрустнул им. Начальник Аккорд-разведки никогда не слыл великим дипломатом, а за последние дни сделался совершенно несносен. Он был стар, и хотя условия в Ставке были самые благоприятные для жизни на всей планете, близость экстремальной фазы чувствовалась и тут. В бункерах рядом с Королевской Глубиной бодрствовали еще пятьдесят сотрудников. С каждым часом воздух становился еще более спертым. Гринвал избавился от своей внушительной библиотеки более года назад, и теперь его кабинет состоял из щели двадцать на десять на четыре фута в мертвой зоне над жилой секцией. Стены крохотной комнатки были увешаны картами, стол завален телетайпными лентами — донесениями сверху. Беспроволочный телеграф окончательно отказал семьдесят дней назад. В последний год радисты Короны активно экспериментировали со все более и более мощными передатчиками, надеясь, что сумеют обеспечить какую-никакую радиосвязь до самого конца; но нет, остались только телеграфная связь и радио в зоне видимости. Гринвал посмотрел на свою посетительницу: скорее всего, последнего визитера Ставки на следующие двести с хвостиком лет.