Глубина в небе (сборник) (перевод К. Фалькова)
Шрифт:
Хамид поднялся по лестнице. У него возникло неприятное ощущение, что сегодня до Лентяя Ларри добраться будет тяжелее, чем до любого другого профессора на свете. С другой стороны, работа с Туристами означала, что некоторым охранникам Хамид наверняка знаком. К сожалению, не этому охраннику.
— Вам кого, сэр?
— Я хочу увидеть своего руководителя… профессора Фудзияму.
Ларри никогда не был ему руководителем, но Хамид нуждался в его совете.
— Гм. — Коп переключился на ларингофон. Хамид мало что расслышал, но эту черно-белую инопланетную зверюгу опознал с уверенностью. Надо было провести последние
Прошла минута. В дверях возникла офицер постарше.
— Извини, сынок. Мистер Фудзияма на этой неделе не консультирует студентов. У него федеральный проект.
Где-то заиграла погребальная волынка. Хамид наступил Болтушке на переднюю лапу, и волынка смолкла.
— Мэм, но я не по учебе. — Внезапное озарение: почему бы не прикрыться полуправдой? — Это насчет Туристов и моей Болтушки.
Офицер вздохнула:
— Этого я и боялась. Ладно, пойдем со мной.
Входя в темный вестибюль, Болтушка торжествующе захихикала. Порою она выбирала объектом своих шуток не тех людей и получала по лбу, но, похоже, не сегодня.
Они миновали два лестничных пролета. Освещение стало еще хуже: полудохлые флуоресцентные трубки в отделанном шумопоглощающими плитками потолке, и только-то. Кое-где деревянные ступеньки угрожающе подавались под ногами. Хамид нигде не заметил ожидавших своей очереди студентов, но это не значило, что копы выскоблили факультет: за одной дверью раздавался громкий храп. Квартал Забвения в целом и Морал-Холл в частности — странное местечко. Единственной общей чертой сосланных сюда преподавателей было то, что все они были кому-то выпершим гвоздем в сапоге. Поэтому в Квартале оседали и самые талантливые, и самые бездарные.
Кабинет Ларри располагался в полуподвале, в самом конце длинного коридора. У двери стояли еще два копа, но в остальном закуток этот мало изменился. На двери бронзовая табличка:
Профессор Л. Лоуренс Фудзияма,
кафедра трансчеловеческих исследований
Рядом бумажка с диковинным расписанием приемных часов. В самом центре двери — картинка с поросенком, снабженная подписью: Если студент делает вид, будто ему нужна помощь, сделайте вид, что помогаете.
Офицер полиции остановилась рядом с Хамидом, предоставляя его своей судьбе. Хамид пару раз коротко стукнул в дверь. Раздались шаги, дверь, скрипнув, приоткрылась.
— Пароль? — вопросил Ларри.
— Профессор Фудзияма, мне надо поговорить…
— Неправильный пароль! — Дверь захлопнулась перед носом Хамида.
Полицейская положила руку на плечо Хамида:
— Извини, сынок. Он такое вытворяет с шишками поважнее тебя.
Хамид стряхнул ее руку. Черно-белое существо у его ног заорало полицейской сиреной. Хамид заорал, перекрывая ее:
— Постойте! Это я, Хамид Томпсон. Группа двести один по трансчелу!
Дверь снова приоткрылась. Вышел Ларри, покосился на копов, потом на Болтушку.
— Ну почему ж ты сразу не сказал? Входи.
Хамид и Болтушка юркнули внутрь. Ларри невинно улыбнулся федералке:
— Будь спок, Сюзи, это по работе.
Кабинет Фудзиямы был длинный и узкий, по сути — просто коридорчик меж глубоких лабораторных стеллажей. Студенты Ларри (те, кто осмеливался забираться в эти глубины) сомневались, что проф выжил бы на Старой Земле в эпоху до изобретения электронных накопителей данных. На полках громоздились, наверное, тонны
20
Американский карикатурист, мастер рисунков с «бесполезными механизмами».
В стороне стоял рабочий стол Ларри. Куча хлама на столе на опасной высоте уравновешивалась плоским дисплеем и красивой черной, как ночь, статуэткой. Читая курс трансчеловеческой культурологии студентам 201-й группы, Ларри изложил свою теорию менеджмента в области артефактов: кто последним зашел, первым выходит; каждый год покупай новую чистую простыню, проставляй на ней дату и накрывай образовавшийся слой хлама на рабочем столе. Тогда это прозвучало как обычная для Лентяя Ларри шутка, но из-под горы хлама действительно выглядывал краешек простыни.
Настольная лампа отбрасывала резкие глубокие тени. Ящики вокруг словно заваливались внутрь. Свободное пространство между ними было забито плакатами. По плакатам была ясна одна из причин, приведших Ларри в этот подвал: стремление оскорбить любую мало-мальски значимую общественную прослойку как можно более замысловатым образом. Куча… чего-то… громоздилась на столе. Ларри небрежно смахнул ее на пол и пригласил Хамида сесть.
— Конечно, я тебя помню по трансчелу, но зачем об этом вспоминать? Ты же хозяин Болтушки и сынок Хусса Томпсона. — Он снова угнездился в кресле.
«Никакой я не сынок Хусса Томпсона!» Вслух же Хамид произнес:
— Извините, но мне больше ничего в голову не пришло. Впрочем, это касается моей Болтушки. Мне нужен совет.
— Ага! — Фудзияма скорчил знаменитую свою усмешку головастика — одновременно невинную и хищную. — Ты пришел как раз в нужное место. У меня до фига советов. Но я слышал, что ты бросил учебу и ушел в Турагентство.
Хамид передернул плечами, стараясь, чтобы жест вышел не слишком оборонительный.
— Ага. Но я уже был на выпускном курсе, а об американской культуре и литературе знаю больше многих дипломников. Кроме того, Караван Туристов пробудет здесь лишь полгода. И сколько еще до следующего? Мы показываем им все, что, как нам кажется, их может заинтересовать. Фактически даже больше, чем тут в действительности есть. Сто лет может пройти, прежде чем Сюда, Вниз, кто-то спустится снова.
— Возможно, возможно.
— В любом случае я многому научился. Я познакомился почти с половиной Туристов. Но…
На Срединной Америке обитало десять миллионов человек. По меньшей мере миллион лелеял мечту вырваться Вовне. По меньшей мере десять тысяч отдали бы все, что имеют, за билет из Медленной Зоны, за право жить в цивилизации, охватывающей тысячи миров. Последние десять лет Срединная Америка жила в ожидании Каравана. Хамид провел эти годы — половину своей жизни с тех пор, как бросил математику, — оттачивая навыки, которые, по его мнению, могли пригодиться для билета Наружу.