Глубинка
Шрифт:
– Вот мы и на месте. С тебя четыреста пятьдесят рублей. Я бы тебя за так подвез, да перед начальством нужно отчитаться. То-то они удивятся! – пояснил он с ехидной улыбкой.
Я отдал ему деньги, а сам пошел к нужной мазанке. В домах по обе стороны от главной тропы горели свечи, люди готовились ко сну. В воздухе стоял душистый аромат лимонов и мяты. Я быстро прошел через центральную площадь деревушки и встал у дверей хозяев.
Тремя осторожными глухими ударами постучал в дряхлую дверь, боясь совсем выбить ее.
– Еды у нас нет, извините, – слабо произнесла она.
– Так я насчет продажи дома. Предложение еще актуально?
– Ой, извините, я сейчас! – виновато качнув головой, она быстро скрылась в тени.
Тупо и нерасторопно стали приближаться чьи-то тяжелые глухие шаги. Похрустев зажатыми в руке бумагами, под яркий свет луны высунулась ужасно жуткая, жалкая и какая-то гнилая мужская рожа.
– Это документы на дом, которые мы на тебя перепишем, – он выдал мне запачканный сальный листок. – Это документы о цене, – хозяин лизнул палец и вытащил другой листок, уже более чистый. – А это пойдет на туалетную бумагу, – продолжил он, тряся стопкой у моего лица. – Ты проходи в дом, там все подпишешь и заплатишь.
При тусклом свете свечей он провел меня за обеденный стол, ножки которого слегка пошатывались. Я сел на детский табурет, поскольку других стульев не было, и стал знакомиться с документами. Ошибок не было, все чин по чину, честно. Молчаливая договоренность одновременно созрела и оформилась в наших головах. Я выдал им банкноты сверх меры.
– Это все нам? – уточнила кроткая девушка.
– Да, вы это заслужили, – твердо ответил я.
– И правильно, Женя, мы это заслужили, – вставил свое слово подвыпивший мужик.
У них было совсем немного вещей с собой, поэтому бывшие хозяева быстро собрались и покинули свой дом, без долгих слов растворившись в сумраке ночи. Я хотел было остановить их и предложить переждать ночь, ведь все равно последний рейс уже был и спешить некуда, но они явно торопились начать новую честную жизнь при деньгах, поэтому вряд ли стали бы слушать меня, посчитав дураком.
Прикрыв за ними дверь, я осмотрел свои новые владения. В небольшом домике было всего две комнаты – спальня и кухня, разделенные ненужной и явно наскоро сделанной белой стенкой. Кровать с набитым соломой матрасом стояла у окна и явно звала в свои объятия. Я потушил зажженные свечи, но от этого стало ненамного темнее. «Дело в том, что из окна светили яркие звезды», – догадался я.
Глядя в ночное небо, я стал засыпать под размышления о том, что звезды на самом деле являются отголосками чьих-то желаний и стремлений – этого мужика, его жены, меня и всего человечества, тесно умещающихся на небосводе. Их бесконечно много, они так ярко сияют, но звезды так далеки
Второй день
Это была паршивая ночь – такая, в которой все беды соединяются в одну слипшуюся массу. Я бредил в горячке, пил горькую и постоянно ходил со сложенными за спиной руками, поскольку только при ходьбе моя тяжелая голова не раскалывалась от камнем осевших в ней странных мыслей. Я не находил себе места здесь, в Богом покинутой земле.
Мне привиделся сон, как будто я был на кладбище, а вокруг меня стояли могильные кресты с держащимися за руки гранитными ангелами. Жирные маслянистые тучи заволокли небосвод, спустился туман. Седой могильщик копал глубокую яму, а рядом лежал труп похожего на меня человека. Внезапно гробокопатель резко воткнул в мертвеца свою лопату и перерезал ему шейную артерию. Из ранки брызнул темно-алый ручеек, переливающийся при свете луны.
– И ты там скоро будешь, – сухо произнес дед, указывая на яму тонким дергающимся пальцем в виде отростка.
– Если только с похмелья, – отшутился я, но его слова все же смутили меня.
Memento mori. Я живу, чтобы судорожно зарабатывать на хлеб, сделанный моими же руками. Мне уже сорок четыре года, тридцать из которых я пытался ухватиться хоть за какую-нибудь ниточку, способную вытащить меня из ямы к небу, пока вдруг не осознал, что нахожусь настолько глубоко, что никакой канат до меня не дотянется, да и не нужен я никому.
С темным грузом всех этих мыслей я и нашел себя поутру лежащим на твердом полу своего нового домовладения. Для контраста мне нужно было какое-нибудь излишество в виде светлого и нежного чувства чистой красоты, чтобы до беспамятства раствориться в нем киселем.
Накинув на плечи потертое холщовое пальто, я вышел во двор. Снаружи было безлюдно и зябко. Из некоторых домишек вились слабые дымки растопленных на ночь печей. Спустившись с крыльца, я прошелся по зеленому травяному ковру, ощущая приятные уколы разбросанной вперемешку с сеном хвои.
Впереди пошатывался уже пьяный с утра Вася с бутылкой водки в руке. Аккуратно положив ее на землю, он навзничь упал рядом, издавая при этом похожие на человеческие слова звуки. Я решил обойти его стороной, чтобы избежать встречи с последующими пустыми разговорами.
Калитка главных ворот деревни поскрипывала на ветру и шаталась. Миновав ее, я остановился. Моему взору открылся прекрасный лесной пейзаж. Выскочив так скоро из деревни, я попал на ничем не защищенную и открытую всем ветрам сухую землю. В ноздри ударил запах оледеневших за ночь листьев. Холодный воздух сбивчиво залепетал что-то непонятное своим свистом, запутавшимся в моих ушах вместе с утренними вскриками деревенских петухов…
Конец ознакомительного фрагмента.