Глубинный путь (Илл. В. Игнатова)
Шрифт:
И, когда он приводил цифры, с ним нельзя было не согласиться.
В противоположность ему, доводы Макаренко были обоснованы недостаточно. Он главным образом настаивал на том, что такое сооружение должно быть долговечным.
Снова, как и прежде, большинство присутствующих поддерживало Самборского.
Военные представители по этому поводу не выступали. Полковник Файзулов подошел к Саклатвале и тихо сказал ему, что в этих вопросах у них тоже нет единого мнения и они должны посоветоваться с командованием.
Я
Заседание окончилось. Саклатвала прекратил дебаты заявлением, что выступления членов комитета дают ему смелость в ближайшие дни доложить правительству о возможности начать подготовительные работы. Что касается установок Макаренко и Самборского, он обещает объективно изложить правительству их содержание.
— Кроме того, — сказал академик, — члены правительства читают стенограммы наших выступлений.
После заседания академик на несколько минут задержал меня, и я спросил у него:
— О несогласиях между Самборским и Макаренко можно писать?
— Разумеется, можно, — чуть улыбнувшись, ответил он. — Только я просил бы делать это в академическом, так сказать, плане. Окончательно мы условимся обо всем после моего доклада правительству.
В вестибюле я догнал Шелемеху и Аркадия Михайловича. Летчик любезно предложил довезти и меня в своей машине.
Дорогой мы с Аркадием Михайловичем много говорили, а Шелемеха молчал. Я высказал мнение, что аргументы Самборского убедительнее, чем доводы Макаренко. Профессор согласился со мной.
— Мне кажется, — сказал он, — что поведение Макаренко можно объяснить только его упрямством. Эта черта всегда была в его характере. Я помню его совсем мальчишкой. Он и тогда был такой же… Это постоянно вредит ему в жизни.
— Во всяком случае, — заметил я, — это может привести к тому, что Макаренко не будет работать на строительстве.
— Конечно. Он такой, что может отказаться, если сделают не по нем.
— Нет, это вы слишком, — отозвался наконец майор. — Работать он будет, Аркадий Михайлович. И… я, знаете, не убежден доводами Самборского. Правда, в технике я слаб. Может быть, меня убеждают не столько цифры, сколько… Самборский, конечно, выступал очень пылко, но…
— Что «но»? — спросил Аркадий Михайлович.
Я был удивлен. Сколько я помнил, Шелемеха всегда говорил очень уверенно и ясно, без пауз и умолчаний.
— …но я согласен с аргументами Макаренко, — подумав, сказал он.
— Отчасти вы правы, — задумчиво сказал профессор. — Макаренко фантаст. Поэтому у него перспектива больше. Зато Самборский непревзойденный мастер любого конкретного дела.
Мое любопытство в отношении того, кто из военных поддерживает Макаренко, было удовлетворено.
Шелемеха внезапно перевел разговор на другую тему. Он спросил Аркадия Михайловича, как здоровье Тараса
— Мальчик выздоравливает, хотя выглядит очень плохо и говорить еще не может, — охотно ответил профессор. — К нему никого не пускают. Это Томазян, как мне кажется, распорядился, чтобы Тараса никто не видел.
— Когда же выяснится наконец, как он попал с поезда в больницу?
— Не знаю. Я сам этим очень интересуюсь.
— Когда можно будет с Тарасом говорить, вы, Аркадий Михайлович, позовите и меня.
— Хорошо.
Я обратился к профессору с той же просьбой и получил его согласие. Тем временем мы подъехали к гостинице, и я вышел из машины.
В гостинице портье сообщил мне, что меня ожидает дама. Очень удивленный, я быстро поднялся в приемную.
Действительно, в пустой приемной, повернувшись лицом к окну, стояла женщина. На ней было элегантное пальто из серого каракуля и такая же шапочка. По-видимому, она очень внимательно всматривалась в сумеречную темноту за окном, а может быть, глубоко задумалась, потому что обернулась только тогда, когда я подошел совсем близко и спросил:
— Простите, вы хотели…
Я не договорил. Передо мной стояла Лида Шелемеха.
— Да, Олекса Мартынович, у меня к вам просьба.
— Зайдемте ко мне.
12. РАЗГОВОР С ЛИДОЙ ШЕЛЕМЕХА
Не сняв пальто и не слушая моих приглашений присесть, Лида остановилась посреди комнаты. Светлые пряди волос, выбившись из-под шапочки, прикрывали ее ухо и щеку. Сильная электрическая лампочка освещала девушку, давая возможность видеть каждую черточку ее лица.
«Зачем она пришла, что случилось?» — думал я, но, не решаясь спросить, заговорил о заседании комитета.
В глазах Лиды блеснул интерес. Перебив меня, она спросила:
— Разумеется, Ярослав был там?
— Макаренко? Был.
Она прошлась по комнате и зажгла настольную лампу.
— Электричество режет мне глаза. Погасите, пожалуйста, верхний свет.
Я поспешил выполнить ее просьбу. Лида села в кресло и достала из сумочки конверт.
— Я прошу вас передать это письмо инженеру Макаренко. Я хотела послать письмо почтой, но не уверена, что оно до него дойдет.
Я был удивлен. Зачем ей передавать письмо? Ведь она могла поговорить с Макаренко, тем более что он живет в этой же гостинице и уже, вероятно, дома.
— Вас удивляет моя просьба? Я уезжаю на два месяца в Ессентуки. Мой поезд отходит на рассвете… А я уже десять дней не могу увидеться с Ярославом.
— Почему? — вырвалось у меня.
— Инженер Макаренко занят, — с иронией сказала Лида. — Десять дней назад он исчез, чтобы работать над своим проектом. Я думала, что сегодня он вернется к себе в гостиницу, но, оказывается, он снова звонил сюда, что еще несколько дней его не будет.