Глубинный путь
Шрифт:
Я открыл форточку. В комнату ворвался холодный ночной воздух, откуда-то издалека доносилось пыхтение паровоза. И ни единого звука оттуда, из комнаты напротив!
Подперев ладонью подбородок, Макаренко слушал Самборского, время от времени коротко отвечал на вопросы. Но, по-видимому, эти ответы не удовлетворяли энергетика. Вот Самборский вскочил и, размахивая левой рукой, начал загибать пальцы на правой. Должно быть, перечислял какие-то пункты или вопросы. Ему не хватило пальцев на одной руке, и он начал загибать их на другой.
Когда
Макаренко улыбнулся и повернулся к Самборскому. Он начал говорить — спокойно, без жестов, видимо обдумывая каждое слово. Я устал следить за ним, а он все говорил, чертил пальцем на столе, потом взял в руки карандаш и начал набрасывать на бумаге что-то, должно быть цифры. Самборский тоже склонился к столу и неотрывно следил за карандашом в руке своего собеседника. Он слушал все внимательнее. Теперь он неподвижно стоял напротив Макаренко и не сводил с него глаз, словно боялся пропустить хоть одно слово. Видно было, что рассказ Макаренко целиком захватил его. Он ни разу не перебил своего бывшего друга, но время от времени, как бы недоумевая, подносил руку к голове и растирал лоб.
Прошло с полчаса, а Макаренко все еще говорил. Я совсем было решил оставить это бессмысленное подглядывание и зажечь свет, как вдруг окно снова властно приковало мое внимание.
Самборский внезапно схватился за голову, несколько раз пробежался по комнате, потом подбежал к Ярославу, схватил его за плечи и начал изо всех сил трясти, что-то крича.
Я вскочил на ноги, готовый бежать, чтобы разнять их.
В самом деле, там началась борьба. Маленький энергетик обхватил высокого главного инспектора и попробовал завертеть его вокруг себя.
Оставаться и далее равнодушным наблюдателем я не мог. В комнате Самборского происходило нечто серьезное и непонятное. Я метнулся к двери, в темноте перевернул два стула и выбежал в коридор. Нужно было спешить. Когда я поворачивал за угол, я едва не сбил с ног коридорного. Если бы мягкая дорожка не заглушала мой топот, я, вероятно, всполошил бы всю гостиницу.
Но вот и комната Самборского. Я уже поднял руку, чтобы одним ударом открыть дверь, но в последнюю секунду ко мне вернулась рассудительность, и я энергично постучал.
— Войдите! — послышалось из-за двери.
Я вбежал в комнату.
Макаренко и Самборский стояли возле стола. Должно быть, я помешал чрезвычайно интересному разговору. Хозяин комнаты смотрел на неожиданного посетителя с плохо скрытой досадой.
— Простите, можно к вам?
— У вас неотложное дело, Олекса Мартынович? — нетерпеливо, но стараясь быть вежливым, спросил Самборский. — Я бы мог к вам потом зайти.
— Да… Нет…
— Очень прошу вас извинить меня. У нас еще на полчаса деловой разговор.
Пришлось
— Олекса Мартынович, сейчас освобожу вам Самборского. Он зайдет на несколько минут ко мне посмотреть на одну вещь и после этого весь к вашим услугам.
— Спасибо. Я не спешу, — проговорил я и повернулся, чтобы выйти из комнаты.
— Подождите, товарищ пресса, — сказал Самборский. — Если у вас есть время, посидите здесь. Я быстро вернусь. Не обижайтесь!
Он насильно усадил меня на диван, взял Макаренко под руку и вместе с ним ушел.
Когда за ними захлопнулась дверь, со стола слетела и упала на пол маленькая бумажка. Я поднял ее и увидел, что это телеграмма. В ней было всего несколько слов: «Из Иркутска. Макаренко. Подробно информируйте Самборского. Вопрос согласован. Саклатвала».
Я положил телеграмму на стол и снова устроился на диване. Что означала эта телеграмма? Не ее ли показывал Макаренко Самборскому в начале их беседы? Вообще, что здесь случилось и что я скажу Самборскому, когда он вернется? Признаюсь, я был растерян.
Мне пришлось просидеть на диване довольно долго. Самборский возвратился по меньшей мере через час. За это время я успел успокоиться, придумать причину своего посещения и даже подремать над объемистым техническим справочником.
— Простите, Мартынович, задержался, — извинился Самборский. Он был весел, глаза его блестели.
— Мне хотелось бы, — начал я, — получить у вас интервью о ликвидации наводнения в туннеле. Для прессы это будет иметь огромный интерес.
— У меня интервью? Да вы в своем уме? Я только что сюда прилетел, сам толком ничего не знаю, а вы… Да вы знаете больше, чем я!
Разумеется, я понимал, что говорю нелепость. Но нужно же было мне с честью выйти из затруднения, в которое я попал. И я самым деловым тоном сказал:
— Мне интересно, как вы оцениваете положение и какого вы мнения о работах по ликвидации последствий катастрофы.
— Положение было очень серьезным. Но самый разумный и простой выход из него нашел мой друг Ярослав Васильевич Макаренко. Он предложил как можно скорее соединить Забайкальский сектор туннеля с Дальневосточным и выпустить всю воду в Охотское море. Ведь вы об этом знаете.
— Нет, не знаю…
Врать так врать до конца!
— Как не знаете? Ведь это всем известно.
— То есть я знал, но… но забыл, — ответил я в полном замешательстве.
Не удивление Самборского привело меня в такое состояние и не моя неловкость. Меня поразили слова «мой друг Ярослав Васильевич Макаренко». Ведь уже давно никто не слышал от Самборского этих слов!
24. ПРОГУЛКА В ГОРАХ
Дня через два после этого в подземных глубинах прозвучал взрыв — это взорвали остаток породы, разделявший Дальневосточный и Забайкальский секторы туннеля, — и глубинные воды потекли руслом, которое вывело их к морю.