Глубины земли
Шрифт:
За мастером? За Колем?
Как приятно было услышать это.
Ей было так больно.
— И еще спина. Меня ударили или…
— Это был большой камень. Мы нашли его там, в стороне. Захватили с собой как доказательство.
Доказательство для кого? Но она не могла думать. Закрыла глаза и постаралась не плакать.
Коль быстро вошел в комнату и наклонился над ней. На столе между четырьмя колодами карт стоял фонарь. Мужчинам явно помешали — прямо в середине партии. Коль поднял фонарь и осветил ее.
— Рассказывайте, —
Анна-Мария как могла связно рассказала о том, что произошло. На нее навалилась чудовищная усталость последних недель, когда она так много работала, а еще ей было ужасно обидно, что кто-то настолько не любил ее, что даже решил убить, и она с трудом могла говорить. Но ей не хотелось плакать сейчас, когда он был рядом.
Она еще рассказывала, когда в комнату вошли двое парней.
— Мы никого не нашли, — сказали они. — Только слышали, как кто-то убегает, но чертовски темно.
Коль попросил их всех на секунду выйти в другую комнату, потому что он хотел осмотреть спину Анны-Марии. Никто не стал делать никаких глупых комментариев, они явно восприняли серьезно то, что случилось.
Коль и один из мужчин вымыли и перевязали ей руку с помощью тех немногочисленных подручных средств, которые имелись в аптечке барака. Когда мужчины выходили, они украдкой поглядывали на Коля. Он стоял, дожидаясь, пока все уйдут, и его лицо было жестче и строже, чем когда-либо раньше. Он был необычайно силен, не особенно высокий, так себе, подумала она. Плотный, с квадратными руками, необычайно красивыми глазами и ртом. Ей особенно нравился его рот. Он был такой мужественный, и вместе с тем такой чувственный и выразительный. Вообще, он был невероятно привлекательным мужчиной, этот Коль Симон. Или Гийом Симон, как его звали на самом деле. Нет, так она не могла называть его. Ей казалось, что имя Коль больше походит ему. В нем было что-то темное и опасное. И не только во внешности. Но все равно он казался надежным. Она не могла понять, как это может сочетаться.
Когда она остались вдвоем, он повернулся к ней и спросил:
— Вы можете сесть?
— Да, если вы дадите мне руку.
Он сжал губу, но взял ее здоровую руку и поддержал ее — так, чтобы она могла сесть. Но Анна-Мария с трудом подавила стон.
Как странно было видеть его так близко. Это чувство было таким сильным, что оно почти заглушало боль. Опасное чувство, которое делало ее слабее — по-другому, чем из-за раны.
— И еще, — произнес он немного неуверенно. — Мне надо попросить вас… мне надо взглянуть на вашу спину…
Не говоря ни слова, она здоровой рукой, и помогая ей больной, расстегнула лиф платья. И когда он достаточно приоткрылся, позволила платью упасть с плеч.
— Так достаточно? — глухо спросила она.
— Чуть побольше, — сказал он тоже безо всякого выражения.
Анна-Мария напряженным голосом попросила его попытаться немного стянуть платье вниз у нее на спине, она не могла двигать рукой. Она сильно вздрогнула, ощутив его руку на своей коже. Она слышала, как тяжело он задышал, заметив такую ее реакцию, но он ничего не сказал. Он лишь изо всех сил старался смотреть только на спину, а сама она придерживала лиф платья на груди как можно плотнее.
Коль поднял фонарь, чтобы получше осветить ее спину.
— Да уж, у вас сильный ушиб, это точно. Все покраснело и опухло, а кожа между лопатками немного поцарапана.
Он осторожно провел рукой по ее позвоночнику. Анна-Мария застонала.
— Непохоже, что что-то сломано, — продолжал он.
— Счастливо отделались.
— Да. Но он ужасно размахивал ножом вначале.
— Точно. Я видел — ваш плащ в нескольких местах просто порезан на кусочки.
Коль вновь осторожно натянул на нее платье, и она застегнула его, наклонив голову.
— Не видели, кто это был?
— Нет.
— И не догадываетесь?
— Нет. Я просто не могу ничего понять. Неужели я кому-то в Иттерхедене так насолила, что он хотел…
Голос ее сорвался, и она тут же замолчала. Как будто ужасно боялась, что он решит, что она хнычет и преисполнена сострадания к самой себе.
Коль сам тоже вел себя совершенно безразлично — как будто хотел держаться на расстоянии.
И ей было больно от этого.
— Вы не можете и дальше лежать на этих грязных нарах, в комнате, где полный кавардак, — сказал он. — Я провожу вас домой.
— Спасибо! Не думаю, что у меня хватило бы смелости пойти одной.
— Нет, разумеется! Пер!
Когда он крикнул, в комнату вернулись все остальные.
— Пер, пойдешь с нами и будешь держать фонарь. А вы… Никому ничего не рассказывайте! Давайте попытаемся это скрыть. Таким образом нередко удается найти виновника.
Последнее Анна-Мария не совсем поняла. Но она с благодарностью оперлась на руку Коля и встала. Она тепло поблагодарила троих остальных и пожелала им спокойной ночи.
— Господи! — произнес один из них. — Вы улыбаетесь, и как будто солнышко светит! Как думаешь, мастер, кем же надо быть, чтобы попытаться причинить зло такому ребенку?
— Во всяком случае, я знаю, кто был в шахте, — сухо ответил Коль. — И знаю, что вы были здесь. А больше ничего не знаю. Это мог быть кто угодно.
— Не удивлюсь, если окажется, что это был Нильссон, — проговорил Пер, пока они все шли к двери. — Он ужасно злится, что барышня так популярна здесь.
«Неужели? — обрадованно подумала Анна-Мария. — Как чудесно это слышать!».
Но Коль сказал, горько улыбаясь:
— Нильссон так злится, что даже решил не приходить завтра вечером на праздник. Поедет утром в город. «И пусть эта дерьмовая выскочка-мамзель останется с носом!»
Все рассмеялись. И Анна-Мария тоже. Потому что на самом деле никого не волновало, будет Нильссон на празднике, или нет.