Глубокий рейд
Шрифт:
– Позвольте! Вы только сейчас говорили. Я ничего не прибавил!
– Да, но писать так нельзя...
– смущенно ответил Холостяков.
– Если можно говорить, почему нельзя написать?
– Доватор уже не скрывал иронии.
– Нет уж, извольте подписать!
– Этого я не могу...
– Не можете?
– насмешливо спросил Доватор.
– Трудно?..
Порыв ветра надул оконные занавески, как паруса; жалобно скрипнули распахнутые оконные створки.
В штаб вошли Осипов, Наумов и лейтенант Гордиенков.
– Мы ждали вас через несколько дней, - проговорил Осипов.
– Надо уметь появляться тогда, когда тебя не ждут, - улыбаясь и пожимая Осипову руку, отвечал Доватор.
– Я уж и в дивизии побывал, и к тебе в полк наведался, обедал там, коня перековал, а хозяин и ночевать домой не приехал!.. Ах ты, старый косолапый дружище!..
– Обидно, Лев Михайлович, ей-богу, обидно. Значит, пропала целая ночь, а поговорить есть о чем!
– с искренним сожалением сказал Осипов.
Алексей Гордиенков крепко обнял Доватора.
Капитан Наумов, внимательно наблюдавший шумную встречу, улыбался, точно радуясь свиданию старых друзей и непринужденному тону полковника. Доватор вопросительно посмотрел на него. Наумов шагнул вперед и отчетливо проговорил:
– Оперативный дежурный капитан Наумов!
– А как вы сюда попали?
– пожимая ему руку, спросил Доватор.
Наумов смутился.
– Вы были адъютантом у генерала в штабе фронта?
– Так точно, - ответил Наумов.
– С генералом характером не сошлись...
– Люблю откровенность... Да, разные бывают характеры, разные люди... Я три дня назад в резерве спрашиваю одного капитана: "За что получил орден Красного Знамени?" - "За усы!" - "Как за усы? У тебя и усов нет!" - "Зато, говорит, у адъютанта атамана Шкуро такие были - насилу шашкой сбрил". Пришлось этого капитана назначить начальником штаба дивизии. Ответил хорошо... Товарищ подполковник, вы немного подождите, - сказал Доватор, заметив, что Холостяков хочет уйти.
– Мне необходимо посмотреть материалы разведки.
Холостяков выдвинул ящик, положил на стол папку и молча отошел в сторону.
Доватор открыл папку. Долго просматривал лежавшие в ней бумаги. Здесь было несколько разведсводок штаба дивизии и целая пачка донесений отдельных разведгрупп. Большинство из них было составлено неряшливо. Попадались противоречивые сведения. Лев Михайлович достал из полевой сумки карту, сверил с ней какую-то бумажку.
– Тут, я вижу, сам аллах не разберется.
– Постучал по папке карандашом, спросил: - Кто командир разведэскадрона?
– Я, товарищ полковник!
– выступая вперед, ответил Гордиенков.
– В этом районе есть немцы?
– задал вопрос Доватор, показывая координаты.
– Точно неизвестно, - ответил Гордиенков.
– Туда направлены две группы.
– Когда они должны вернуться?
– Группа номер один должна была вернуться вчера, но почему-то
– А разыскивать послали?
– Сегодня пошла вторая группа, - сказал Холостяков.
– Почему вчера не послали разыскивать?
– упрямо допытывался Доватор.
Неловкое молчание.
Лев Михайлович обвел присутствующих взглядом. В его глазах пламенели искорки гнева.
– Вас интересуют живые люди или нет? А может, они уже мертвые? Интересуйтесь судьбой и мертвых людей! Вас спросят. Может быть, некоторые из них ранены, ждут вашей помощи! А мы в это время спорим об "искусной стратегии германского командования"! Извините!..
Он порывисто скинул бурку и бросил ее на диван. Стройный, широкоплечий, с сердито сдвинутыми бровями, он резким движением одернул полы коверкотовой гимнастерки.
– Извините!
– повторил он сурово.
– Так воевать нельзя!
Все молчали, испытывая неловкость. Каждый чувствовал долю своей вины, а Холостяков в особенности, и каждый думал: "Как же это могло получиться?"
– Гордиенков! Немедленно серию разъездов на розыски. А сам - бери людей и привези мне...
– Доватор взглянул на карту, быстро прикинул расстояние, - привези через двенадцать часов точные данные, что делается в поселке Ордынка и в хуторе Коленидово. Если что будет особо важное, немедленно присылай донесение. Понял?
– Так точно!
– Алексей, повторив приказание, спросил: - Разрешите выполнять?
Доватор кивнул головой. Вслед за Гордиенковым вышел и капитан Наумов.
В комнате было тихо. Издалека доносился глухой гул артиллерийской стрельбы, слышались дрожащие звуки сигнальной кавалерийской трубы и тревожное конское ржанье.
– Отчего кони ржут?
– неожиданно спросил Доватор.
– Овса просят, - проговорил Осипов.
– Пятые сутки овса не получаем. Норму перебрали...
Доватор, сдвинув брови, посмотрел на подполковника Холостякова.
В эту самую минуту в штаб вошел коновод Доватора - Сергей. Выражение лица у него было такое, точно он пять минут назад убил человека и теперь пришел к прокурору каяться.
– Товарищ полковник, с Соколом неладно!
– Что такое?
– встревоженно спросил Доватор.
– Захромал... не ступает. Кузнец, наверно, заковал. Вот в ихнем полку вчера перетягивали.
– Сергей кивнул на Осипова.
– Не может быть!
– возразил Осипов.
– У меня отличные кузнецы.
– Чего там не может быть!
– Доватор гневно глянул на Осипова, словно не кузнец заковал коня, а сам майор.
– Это не кузнец, а палач! Где ты только отыскал его!
– Круто повернувшись к коноводу, резко спросил: - А ты где был, когда ковали? Чего смотрел? Ты должен следить, как забивают каждый гвоздь! Чему я тебя учил?
– И Лев Михайлович вместе с коноводом пошел осмаривать захромавшего коня.