Глубокий рейд
Шрифт:
Простые противопехотные мины для танка – ни о чём, но, кроме противопехотных, предшественник Акима заложил ещё и восемь хороших фугасов на критических направлениях. Даже танку на таком фугасе придёт конец. А ещё танк, если вдруг начнёт выезжать, подорвёт и противопехотные мины. А они – весомая часть его обороны, вещи почти дефицитные, которых всегда не хватает.
– Понял я, понял… – наконец соглашается Саблин и достаёт из пластиковой коробки тонкие миллиметровки.
Танкист садится к нему поближе, и они вдвоём смотрят нарисованные от руки карты.
– Фугас? – тычет пальцем в карту Васильев.
– Да, – отвечает Саблин.
– Это, это… всё они… – сержант внимательно изучает карты. – А это что за крест?
Он, конечно, не очень нравится казаку, но сразу видно по его отношению к делу, что человек он серьёзный.
– Это бот-разведчик, – отвечает Саблин, – его в прошлую смену наши засекли и разбили, теперь его песком присыпало, а мы всё думаем, как до него добраться.
– Ясно… Ты мне тогда хотя бы карту с фугасами сделай, – говорит сержант. И сказано это так, что и понять нельзя, просьба это или приказ. И Аким отвечает ему после паузы:
– Хорошо.
Потом они пошли по траншеям, Саблин выводил Васильева на ИОТы и оттуда показывал позиции противника:
– Вон за теми кактусами у них первая траншея. Вон, видишь?
– Ага.
– А вон у тех… у того холмика с колючкой, у них пулемётная позиция удобная.
– Возвышенность… – замечает танкист.
– Да… – подтверждает Саблин и тянет танкиста за локоть. – Ты долго так над бруствером не торчи, у них снайперов хватает.
После они идут дальше. На шестой узел. Танкист хочет посмотреть место, где начинается песок.
– А тут у тебя мин куча… – вспоминает карту Васильев, глядя в сторону песчаных холмов.
– Да, тут всё в минах, это же мой фланг, дальше никого нет, – отвечает урядник, – шесть сотен мин, на километр тянутся, но тут уже песок, тут много мин засыпано. Так что…
Они обошли все его траншеи, и сержант внимательно оглядел позиции противника и спросил:
– А позиции гранатомёта у них где?
– Везде, – отвечал Саблин, – они тут накопали кучу ИОТов, и эти точки у них большие, в любую могут притащить пусковой стол.
***
Нагулявшись по позициям, они вернулись в командирскую к Саблину и сели обедать.
И снова уряднику не нравился сержант Васильев. Тот рассказывал о своих героических делах, и весь его рассказ был таков: «казачки погибают, помощи просят, мы приезжали – всё решили». Или: «пару взводов китайцы отрезали, нам ночью вводные дали, мы приехали, понятное дело, всё порешали». Нет, ну кто же спорит, танк с опытным экипажем – сила большая, но всё равно, этот трёп сержанта был похож на детское бахвальство.
А после того как сержант ушёл, пришёл злой Каштенков.
– Эти танкисты достали.
– Чего?
– Да приехали, блин, сюда, ничего своего: воду им дай, жратву им дай, помыться дай, капониры выкопай. Мы, блин, не пластуны, а обслуга танка какая-то… Опять один приходит, радиограмму ему нужно в батальон дать. А я бегаю у них на посылках… Батареи сажаю. Как ординарец какой!
– Ещё и карту им нарисуй, – добавляет Саблин.
– Какую ещё карту? – настораживается Сашка.
– Сержант их просил карту минных полей, ну, я ему пообещал, что карту с фугасами дам.
– Так они всё-таки атаку затевают? – Саблин ждал, что Каштенков сейчас добавит: «я так и знал». Или: «ну что я тебе говорил?».
Но ничего подобного он не говорит, а лишь смотрит на своего командира, ожидая от того рассказа, но вот Акиму рассказывать-то особо нечего.
– Да не знаю я.
– Так ты с ним всё утро по позициям гулял, – не отстаёт Каштенков.
– И ничего он мне про атаку не сказал, – говорит урядник и заканчивает разговор: – Сань, ты нарисуй ему карту, а то он угробит свой танк и на нас свалит, что мы ему не дали карту минных полей.
Сашка, конечно, недоволен, но он всегда недоволен, когда нужно что-то делать.
А в общем этот день был на удивление спокойным, после обеда на его позицию не прилетело ни одного снаряда. Он так в рапорте для подсотенного и написал: «После часа дня противник прекратил артиллерийский огонь».
Когда начало темнеть, пулемётчик китайцев дал пару очередей в сторону четвёртого узла, и всё. Даже Каховской на вечернем рапорте сообщил ему, что после пяти часов вечера в небе не было ни одного дрона противника.
«Вот и дальше бы так».
Саблин после ужина пошёл мыться, а потом вернулся к себе, закинул в рот пару витаминов, запил их водой и лёг. Прежде чем заснуть, он успел подумать, что до конца командировки остался всего двадцать один день. Три недели. А ещё через двадцать дней можно будет потихонечку начинать таскать оставшийся провиант и снаряжение за камни. К месту погрузки. И начинать считать боеприпасы для передачи их сменщикам.
***
После завтрака он получил из «сотни» шифровку, в которой подсотенный ему, мягко говоря, просто советовал найти два ящика этих проклятых мин.
От этого у него испортилось настроение, он снова достал карты укладки мин и минут пятнадцать разглядывал их. Решить этот вопрос… Ничего не было проще. Просто на карте самых западных его позиций, там, где начинались пески, дорисовать дюжину точек и в рапорте указать, что мины установлены, всё, вопрос решён. Но он всё думал о том, что эти проклятые мины могут быть установлены где-то в другом месте и не указаны на картах. Нет, он не стал так делать, спрятал карты и закурил. А минут через десять прибежал Сашка, плюхнулся на лавку всем немалым весом человека, запакованного в тяжёлый доспех, и сообщил почти радостно: