Глубокий сыск
Шрифт:
— Я только помочь хотел, приятель, — сказал я.
— Не твое свинячье дело, — выговорил он заплетающимся языком. Пошатываясь, встал и уставился на Танто, который, на удивление, сконфуженно поджал ноги.
— Вампир проклятый, — пробурчал пьяный. Вечно под ногами путаетесь, с этими словами он двинулся к Танто, выставив перед собой кулак правой руки.
— Это не совсем точно, — вежливо вмешался я.
Пьяный, замешкавшись, озадаченно оглянулся на меня.
— Я хочу сказать, что в действительности только 78,2 процента вентамцев вечно путаются под ногами.
— Ты
— Я говорю об обобщениях. Заявление «вентамцы вечно мешаются под ногами» истинно никак не больше, чем заявление, что вы вечно пьете и хамите. Этот отдельно взятый вентамец помешал вам один единственный раз. Тут вряд ли достаточно материала для статистических выкладок. Ненавижу людей, которые стереотипно мыслят, а ты? — сказал я, обернувшись к Берто. По-моему, это просто клинические идиоты.
Берто нервно ухмыльнулся.
— Кто хамит? Я хамлю? — взревел пьяный, когда гнев кое-как продрался сквозь его осоловелое сознание. — Этого недоростка защищаешь?
— Я сказал, что вы хамите? Ой, извиняюсь, извиняюсь. Я хотел сказать «гадите».
Он опять замахнулся на меня кулаком, и я опять легко увернулся:
— Послушайте. Идите-ка лучше домой и отоспитесь. Мы оба погорячились.
В ответ он снова на меня замахнулся. Я отскочил, так что его кулак лишь скользнул по моему плечу. Больно не было, но по удару можно было оценить стоящую за ним силу.
— Ого, — вымолвил я. — А у вас нехилые мускулы. Нет, серьезно.
Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень. Его опухшая, озадаченная физиономия действительно озарилась некоторой гордостью, как вдруг я ударил его под ложечку, довольно сильно:
— Я сказал «мускулы»? Извиняюсь, извиняюсь, я подразумевал «брюхо».
У него перехватило дух. Я отволок его к соседнему столику и напутствовал, усаживая в кресло:
— Ты, брат, побереги себя. Такую злость в себе носить — тут и до грыжи недалеко.
Проходя мимо обалдевших Берто и Танто, я обронил:
— Еще раз спасибо за компанию. Пока, Берто. Советую вам покинуть это местечко, пока он еще не в силах ползать.
У стойки я заплатил за кофе и. указав на пьяного, сказал бармену:
— Не стоит вам допускать, чтобы в вашем заведении так напивались. Этот парень встал и тут же грохнулся ничком. Наверное, пол вам испортил.
Бармен, качая головой, заспешил к нашему другу-алкашу.
Когда в мелодрамах человек выходит из бара поздно ночью, его обволакивает зловещий мрак. Тусклые огни уличных фонарей расплываются в тумане, из темных переулков воняет бедой. Когда я вышел на улицу, мое лицо опалило беспощадное далладское солнце, не признающее разницы между полуднем и полуночью.
Правду сказать, вскоре я таки услышал за своей спиной таинственные шаги. Затем послышался оклик:
— Эй, Пучеглаз.
Я обернулся, но это был не Берто, а Танто, запыхавшийся от бега:
— Насчет этих артефактов.
— Слушаю.
— Думаю, вам надо потолковать с одним типом. Артемюс имя его. На Восточном Рынке.
— Спасибо, Танто.
4. В ПОДПОЛЬЕ
На следующий день я ни свет ни заря отправился искать Артемюса. Нельзя сказать, чтоб я выспался на Танкуре мне вообще пришлось забыть, что такое крепкий сон. Теоретически вроде бы ничего особенного — тут, как на звездолете, где согласно распорядку свет тушат каждую «ночь». Свыкнуться пара пустяков. Но, лежа в постели, я никак не мог отделаться от мысли, что за стенами моего дома сияет солнце, которое я привык отождествлять с дневным временем суток.
Спасаясь от жары, я позавтракал в недорогой столовой неподалеку от Восточного Рынка. Мне вспомнился совет Руммеля Хурдта насчет моего пищеварения, но я все равно разделался с едой в одно мгновение. Я спешил взяться за работу. Дело пока еще казалось несложным, и мне хотелось побыстрее с ним развязаться.
— Вам случайно не знакомо имя «Артемюс»? спросил я кассира, оплачивая свое несварение желудка.
— Нет. У нас их не держат. Спросите в «Осмонде», это там, дальше.
Я почесал в затылке, повнимательнее пригляделся к кассиру и решил, что не ослышался. На вид он был невинен как ягненок.
— Спасибо, — сказал я, дважды пересчитав сдачу.
— Заходите еще, — расплылся в улыбке кассир. Всего хорошего.
Надо было мне вовремя сообразить: ежели день начинается таким манером, дальше будет только хуже. Следующую остановку я сделал в одной лавчонке на краю Восточного Рынка. Тут мой вопрос поняли, но информативно ответить не смогли. Я направился в глубь рынка, держась поближе к лоткам со скоропортящимися продуктами — точнее, к тени, которую отбрасывали тенты над ними.
Начался мелкий пылевой дождь. Восходящие воздушные потоки иногда возносят в верхние слои атмосферы пыль, и время от времени с ясного неба на наши головы сыплется мелкий золотистый порошок.
Ладно, у нас хоть атмосфера есть. У некоторых подобных Танкуру планет атмосфера просто смерзается на ночной стороне. К счастью, небольшие размеры и остаточная вулканическая активность уберегли Танкур от этой участи.
Чем глубже в рыночный лабиринт, тем больше сутолоки и шума. Большинство лавок уже открылось. Тут торговали всем что душе угодно — от домашнего вина до оружия. Вдоль стен выстроились постоянные торговые заведения с замками на дверях. А саму улицу заполонили палатки, столики и просто коврики с товарами.
Среди взрослых шныряли дети четырех рас. По большей части просто баловались, но некоторые рекламировали лавки своих родителей или выполняли поручения.
Два юных вентамца, похоже, чего-то не поделили. Плач вентамцев производит душераздирающее впечатление. Их голоса становятся такими высокими, что даже вопли взрослых больше напоминают рев земных младенцев. Один мальчишка только что больно стукнул второго, и тот разревелся. Побитый бросился наутек, а обидчик — за ним вдогонку. Я остановился, увеличивая тем самым вероятность, что они пробегут мимо. Так и произошло. Я выступил им наперерез, делая широкие шаги.