Глубокий сыск
Шрифт:
Мне казалось, что после наших приключений меня ничем не удивишь, но торжествующий клич профессора Фентона «Есть зажигание!» Заставил меня подскочить в кресле.
Строго говоря, зажигания у нас не было (двигатель звездолета явно приходился старшим братом двигателю «танка»), но указывать на это профессору было бы бестактно. Мы просто зависли на высоте одной тысячи метров, точно подхваченные невидимой рукой. Клубы пыли под нами медленно расползлись по сторонам и улеглись.
Я включил передатчик, который мы заранее настроили на рабочую частоту диспетчерской службы Далладского
— Кейт, хочешь войти в историю?
— Еще бы! — Она переключила управление передатчиком на себя и заговорила: — Внимание, Даллад. Запрашиваю разрешение на посадку в двух километрах западнее порта. Подтвердите прием.
Как она ни силилась, ее все время разбирал смех.
И вот далеко не сразу в гондоле зазвучал чужой голос:
— Говорит Даллад. Прием подтверждаю. Назовите себя.
— Говорит звездолет «Вандикт». Повторяю, прошу разрешить посадку в двух километрах западнее порта.
— Звездолет? Звездолет хотите посадить? Это еще что за шутки?
— Мы не шутим, — отозвалась Кейт. — Расчетное время посадки — через десять минут. Надеюсь, вы будете готовы.
— Ну что ж, мы их предупредили, — рассудил я, нажимая следующий значок, чтобы продолжить полет.
На экранах мы увидели, как наша бескрайняя тень — первая, какую с незапамятных времен видела эта пустыня, — легко скользнула по останкам холма, потом по городищам, по игрушечному лагерю археологов.
Я повернулся к экрану, который показывал панораму местности перед нами. Необходимость вписаться в расписание полетов меня особо не волновала. Вероятно, нас было видно из самого Даллада. А если какой-нибудь псих вздумает нарочно нас таранить, мы даже удара не почувствуем.
— Повторяю, — раздался голос далладского диспетчера, — немедленно назовите себя. Хулиганство в эфире влечет за собой… О, Святая Мать!
Вероятно, наш силуэт только что появился на экране его радара. Раздался грохот, точно от падения стула, затем микрофон на том конце окончательно умолк.
Профессор громко расхохотался.
— Наверное, этот тип позабыл правила посадки звездолетов в другом костюме, — предположил я.
Из динамиков донесся новый голос. То была женщина.
— Говорит Даллад, — сообщила она. — Разрешаем посадку в двух километрах западнее порта. Пожалуйста, назовите себя и планету, откуда вы родом.
— Мы местные, — ответил я. — Собственно, родились мы не здесь, но все здесь сейчас живем.
— Все? Сколько вас на борту?
— Минимум четверо, максимум десять миллионов, — честно пояснил я.
Мы мягко опустились на грунт примерно там, где обещали. Когда управляешь таким крупным кораблем, сложно соблюдать точность.
После отключения двигателей профессор зачитал в эфир заранее подготовленную речь, объясняющую, кто мы такие и почему оказались в звездолете. В качестве заключения он заявил, что мы откроем дверь только комитету из высших представителей всех рас, уполномоченных представлять интересы своих правительств.
Согласие властей последовало незамедлительно. Наверное, правительство не проявляло такой оперативности даже при очередном голосовании за очередное
14. РАЗВЕ Я ДУМАЛ, ЧТО ЭТИМ КОНЧИТСЯ?
Солнце Даллада жгло меня, словно силясь наверстать все время, проведенное мной вне сферы его влияния — внутри звездолета. Могло бы и не стараться! Я уже обгорел дотла. Ремонтники обещали, что займутся моим кондиционером «с минуты на минуту». Может, разнюхать какую-нибудь страшную тайну их мастерской и потребовать в порядке шантажа, чтобы явились немедленно? Вот только ничего разнюхивать мне не хотелось. И вообще теперь я здорово подозревал, что неправильно выбрал профессию.
Я брел сквозь людские полчища Восточного Рынка, не замечая никого, кроме самых крикливых детей да еще тех нахалов, которые натыкались на меня в толпе.
Спустя некоторое время я уселся на скамейку с тентом, обращенную на запад. Вдали ползла вереница грузовиков, вывозивших тела вомперийцев к месту братской могилы — вероятно, самой огромной со времен войн, которые вели эти покойники.
Зелдон ловко расправился с системами жизнеобеспечения. Никто не уцелел. Лучшее, что смогли сделать нанятые властями специалисты, — это вновь включить охлаждение, чтобы не торопиться с извлечением тел.
Зелдон сказал нам правду. Найденные на борту корабля фильмы поведали историю, полную сцен насилия и разрушений, дающую наглядное представление о нравах и обычаях этого колена вомперийского народа. Фильмы немного напоминали видеомемуары маньяка-убийцы — только еще масштабнее. Вместо отдельных людей — города, вместо семей — цивилизации.
В выпуски новостей попал фильм, где была показана одна и та же густонаселенная планета до и после вторжения. В части «после» на экране появилось нечто вроде извержения небольшого вулкана: потоки кипящей лавы пузырятся, растекаются во все стороны. Камера отъезжает все дальше и дальше, поле зрения расширяется, пока не оказывается, что кипит, пузырится и пылает вся планета.
Я неподвижно просидел там не то несколько минут, не то несколько часов, пока меня не отвлек знакомый голос:
— Что ты здесь делаешь, Пучеглаз?
Я отвел взгляд от вереницы машин на горизонте и увидел темные глаза Берто, круглые от любопытства.
— Да так, любуюсь процессией, — пояснил я.
— Это грузовиками? Какое занудство, старик. А-а, понял. У тебя новое задание.
— Не-а.
— Не валяй дурака. Как же, будешь ты сидеть без работы, когда в новостях только про тебя и говорят.
— Были кое-какие предложения. Вот только я не знаю, хочу ли за них браться.
Берто присел рядом со мной, на самой границе света и тени:
— Ничего не понимаю. В чем проблема?
— Не знаю, будет ли тебе понятно… — Я сам себя оборвал. — А может, ты как раз и поймешь. Ты когда-нибудь совершал что-нибудь такое, за что тебя потом мучила совесть? Не важно, что имение, просто ответь.
— Может, раз в жизни, — ухмыльнулся Берто.
— Эти люди. Которые лежат в грузовиках. Если б не я, они могли бы остаться в живых.