Глубже
Шрифт:
— Спасибо, Бридж, — говорит Уэст и отключает связь.
Он открывает адресную книгу на моем телефоне.
Бах-бах-бах.
— Мистер Ливитт!
Он печатает Бо. А потом телефонный номер с кодом города 541.
Он протягивает мне телефон.
— Я открою дверь, — говорит он. — Я собираюсь впустить их сюда, потому что тут нечего искать, а они все равно получат ордер и завтра вернутся, беспокоя Боба. Так что они будут искать, а мы будем печь хлеб, хорошо? Это может занять у них десять минут, может быть, три
— Зачем ты это делаешь?
— Утром позвони Бо и расскажи, что случилось. Он позаботится обо всем, о чем нужно позаботиться. Передай ему, что, если у меня есть еще одно одолжение, пусть присматривает за Фрэнки, пока я во всем не разберусь.
— Уэст...
Бах-бах-бах.
— Мистер Ливитт!
Я этого не вынесу. Я не могу.
— Мне нужно, чтобы ты сделала то, что я сказал, — говорит Уэст. — Мне это нужно. Ладно?
— Ладно.
Когда он целует меня, его рот теплый и живой, его руки крепко обнимают меня, но что-то уже позади, что-то уже умерло, мне хочется кричать. Я сжимаю его футболку в кулаках.
— Я люблю тебя, — говорю я ему, не собираясь этого делать. Сейчас не самое подходящее время. Это неправильно. Но все же я открываю рот, чтобы сказать это, пока еще не слишком поздно.
Его глаза полны заботы и сожаления. Такой красивый цвет, такое красивое лицо.
Я повторяю еще раз.
— Я люблю тебя.
Он целует меня еще раз, но говорит только:
— Прости.
Затем он открывает дверь.
Я должна заняться делом. Дрожжи поднялись еще до того, как Уэст закончил замес, и тесто выглядит странно. Но с остальным хлебом все в порядке, и я продолжаю работу, сверяясь с планшетом, в одиночестве обслуживая миксеры в пронзительной тишине.
Уэст исчез.
Уэста арестовали.
Уэст потерян, а я здесь, окруженная сотней работ, предметов, запахов, вкусов, которые напоминают мне о нем.
Я плачу. Очень много.
Но остаюсь и делаю свою работу.
В половине шестого приходит Боб. Он сбит с толку, встретившись со мной.
— Уэст рассказывал мне о тебе, — говорит он после того, как выясняет, кто я. — Он что, болен?
— Его арестовали.
Не знаю, может быть, мне и не следовало ему говорить. Но он все равно бы выяснил это, и думаю, что Уэст предпочел бы, чтобы он узнал это от меня.
Разговор занимает тридцать минут. Это неприятно. Я бы хотела, чтобы после того, как все закончится, я справилась с этим лучше. К тому времени, когда мы заканчиваем, Боб выглядит грустным и побежденным, и я чувствую, что плохо справилась с защитой Уэста.
Может быть, когда поступлю на юридический факультет, я научусь правильно защищать человека, которого люблю, когда он сдается за хранение наркотиков, которые ему не принадлежали, но вполне могли принадлежать.
Однако я думаю, что, возможно, правильного
Выйдя из пекарни, я звоню Бо, который говорит односложно и немного пугливо. Кажется, я его разбудила. Это не важно.
После, я не знаю куда идти. Я могла бы дойти до полицейского участка, но что мне там делать? Уэст велел держаться подальше. Я хочу сделать то, что обещала, но я этого не вынесу. Я не знаю, как это выглядит там, где он находится. Я видела много полицейских шоу, как и Бриджит. Я читала детективы. Все, что я могу себе представить — это Уэста в безличной комнате, которого допрашивает светловолосый полицейский. Уэста призывают назвать имена.
Уэст со своим умным ртом говорит не то, что нужно. Влипает в еще большие неприятности.
Но потом я думаю о Фрэнки и понимаю, что ошибаюсь.
Он будет на самолете. Сегодня днем, завтра, послезавтра, ничто не остановит его от поездки.
Лучше бы я этого о нем не знала. Лучше бы я не была так уверена в нем, так непоколебима в своей убежденности, что он всегда будет делать именно то, что считает правильным.
Я хотела бы, чтобы правильным было то, чего я хочу, но это не так, и это оставляет меня здесь. В беспокойстве за Уэста. Застрявшей наедине с собой, одной, на грани слез, потому что он уедет, а я останусь, а я люблю его.
Это несправедливо.
Я прохожу несколько кварталов до полицейского участка и сажусь на ступеньки. В такую рань здесь никого нет. Только редкие автомобили пробиваются сквозь холодное утро. Завтра весенние каникулы, но Айова застряла в зиме, замерзая и оттаивая только для того, чтобы снова замерзнуть.
Сегодня я ненавижу это место. Я также ненавижу Орегон, океан, холмы, которых никогда не видела. Ненавижу трейлерные парки. Я ненавижу маму Уэста за то, что она такая неудачница, за то, что любит человека, который не заслуживает любви, и забирает у меня человека, которого люблю я.
Столько ненависти. Но моя ненависть не кажется ядовитой. Это кажется истинным, неизбежным. Я должна ненавидеть эти вещи, потому что они здесь, посреди моей жизни.
Ненавидеть — единственный вариант, который у меня есть.
Я все еще сижу на ступеньках час спустя, когда друг Нейта Джош выходит из участка и останавливается, чтобы закурить сигарету.
— Кэролайн, — говорит он, увидев меня. Он затянулся, задыхаясь от дыма, и ему требуется некоторое время, чтобы восстановить голос. — Господи.
Он не спрашивает: «Что ты здесь делаешь?»
Он знает, почему я здесь.
Длинноволосый, широкоплечий, гибкий Джош. Я думала, что он мой друг. Я думала, что нравлюсь ему.
Он сдал Уэста.
— Нейт там? — спрашиваю я.
— Что? Нет.
— Значит, ты просто так настучал на него.
Он выглядит так, словно я ударила его молотком по лбу. Совершенно не готовый к этому разговору.
Я встаю с единственной целью, воспользоваться его удивлением. Думая о моем отце в его кабинете о том, как он поднимается, чтобы расхаживать, когда хочет получить власть надо мной, я даже ставлю себя на ступеньку выше Джоша.