Глухая стена
Шрифт:
Лиза Хольгерссон догнала его почти у дороги.
— Думаю, я получила вполне четкое представление о случившемся, — сказала она. — Но завтра мы, конечно, хорошенько все проанализируем. Большая удача, что все так кончилось.
— Скоро мы сможем ответить на вопрос, он ли убил Соню Хёкберг и Юнаса Ландаля.
— А тебе не кажется, что он замешан и в убийстве Лундберга?
Валландер с удивлением взглянул на нее. Он часто думал, что Лиза быстро соображала, что к чему, и задавала правильные вопросы. Но сейчас она удивила его именно своей непонятливостью.
—
— Но это-то все почему произошло?
— Пока неизвестно. Но главную роль здесь играет Фальк. Вернее, то, что спрятано в его компьютере.
— Я по-прежнему считаю, что это совершенно бездоказательно.
— Альтернативного объяснения нет. — Валландер был не в силах продолжать разговор. — Мне надо переодеться. Извини, но я намерен поехать домой.
— Еще буквально два слова. Я вынуждена сказать, что ты поступил крайне безответственно, преследуя его в одиночку. Надо было взять с собой Мартинссона.
— Все произошло очень быстро.
— Напрасно ты не дал ему пойти с тобой.
Валландер, пытавшийся счистить глину с одежды, замер, воззрился на нее:
— Не дал?
— Ты не должен был препятствовать Мартинссону, когда он хотел пойти вместе с тобой. Неукоснительное правило — в одиночку действовать нельзя. Тебе ли не знать.
Валландер думать забыл про глину на одежде.
— Кто сказал, что я кому-то препятствовал?
— Такой вывод однозначно напрашивается.
Что ж, объяснение тут возможно только одно: так утверждал сам Мартинссон. Элуфссон с Эль-Сайедом были тогда слишком далеко.
— Может, завтра поговорим? — уклончиво сказал он.
— Я не могла не сделать этого замечания. Иначе совершила бы служебную ошибку. Ситуация у нас и без того весьма сложная.
Лиза, светя фонариком, пошла в сторону дороги. Валландер был вне себя от ярости. Стало быть, Мартинссон солгал. Комиссар-де помешал ему участвовать в преследовании. А потом Валландер лежал в глине, уверенный, что вот-вот умрет.
В ту же минуту он заметил, что Мартинссон и Ханссон направляются к нему. Лучи фонариков плясали по земле. Поодаль Лиза Хольгерссон завела машину и уехала.
Мартинссон и Ханссон остановились.
— Можешь подержать Мартинссонов фонарь? — спросил Валландер, взглянув на Ханссона.
— Зачем?
— Будь добр, сделай, как я прошу.
Мартинссон отдал Ханссону свой фонарь. Валландер шагнул вперед и двинул Мартинссона прямо в челюсть. Но поскольку при свете карманных фонарей недооценил расстояние, удар получился смазанный, прошел по касательной.
— Ты что? Какого черта?
— А ты что? Какого черта? — рявкнул Валландер.
Он набросился на Мартинссона, и оба покатились по глине. Ханссон попробовал их разнять, поскользнулся и упал навзничь. Один фонарь погас, второй валялся в грязи.
Валландер опомнился. Ярость ушла так же быстро, как и нахлынула. Он поднял фонарь, посветил на Мартинссона, у которого
— Объявляешь Лизе, будто я не дал тебе преследовать преступника вместе со мной? Врешь про меня?
Мартинссон по-прежнему сидел в грязи. Ханссон встал. Где-то поодаль лаяла собака.
— Интригуешь у меня за спиной, — продолжал Валландер, уже совершенно спокойным тоном.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты интригуешь у меня за спиной. Считаешь, что я плохой полицейский. И втихаря, когда никто не видит, шастаешь к Лизе.
— Что тут происходит? — вмешался Ханссон.
— Обсуждаем оптимальные способы сотрудничества, — ответил Валландер. — Что лучше — быть честными друг с другом или строить козни за спиной.
— Все равно не понимаю, — сказал Ханссон.
Валландер выдохся. Нет смысла затягивать эту сцену.
— Это все, что я хотел сказать. — Он бросил фонарь к ногам Мартинссона. Вышел на дорогу и попросил один из патрульных экипажей отвезти его домой.
Дома комиссар принял ванну, потом сел на кухне за стол. Без малого три ночи. Он пытался думать, но в голове царила пустота. Лег в постель, хотя сна не было. И снова перенесся на поле. Снова, изнывая от страха, прижимался лицом к земле. Снова почему-то стыдился, что чуть не умер без ботинок на ногах. Снова переживал разборку с Мартинссоном.
Я дошел до предела, думал он. И наверно, не только в отношениях с Мартинссоном? А вообще во всем, что делаю?
Он и раньше, бывало, чувствовал себя вымотанным, заезженным. Но не так, как сейчас. Чтобы воспрянуть духом, стал думать об Эльвире Линдфельдт. Она наверняка спит. А в одной из соседних комнат спит Роберт Мудин, которому теперь можно не опасаться людей с биноклями.
Думал он и о том, какими последствиями чревата потасовка с Мартинссоном. Опять слово против слова. Как и в случае с Эвой Перссон и ее мамашей. Лиза Хольгерссон уже однозначно продемонстрировала, что больше доверяет Мартинссону, а не ему. Вдобавок всего за неделю с небольшим он, Валландер, дважды применил силу. Никуда не денешься, это факт. Первый раз — во время допроса, против несовершеннолетней, второй — против одного из самых давних своих коллег. Против человека, которому очень доверял.
Лежа в ночной тишине, он спрашивал себя, сожалеет ли о своем поступке. Но сожаления не было. Ведь он защищал собственное достоинство. Не мог иначе ответить на предательство Мартинссона. То, что ему по секрету рассказала Анн-Бритт, поневоле выплеснулось наружу.
Валландер долго не смыкал глаз, размышлял о пределе, к которому подошел. И о том, что общество тоже стоит у предела. Чем все кончится, он не знал. Не в пример полицейским будущего, вроде Эль-Сайеда, недавним выпускникам Полицейской академии, которые выработают совсем другие способы борьбы с новой преступностью, идущей в ногу с новыми информационными технологиями. Хоть я и не стар годами, думал он, но все равно старый пес. А старого пса новым фокусам обучить крайне трудно.