Глухой мир
Шрифт:
Широкие арочные коридоры казались бесконечными. Многие из них давно не освещались – ими не пользовались. Чёрные ответвления бросались тьмой, оттуда тянуло затхлостью. Использовавшиеся коридоры называли улицами – они блестели чистотой.
Ещё будучи ребёнком, Глеб вместе с другом, Марком, обследовал каждый уголок Верхнего бункера. У ребят имелось лишь дикое желание приключений и один на двоих динамо-фонарь. И тот украденный. Кроме разрухи, запустения и мусора, они не нашли в брошенных помещениях ничего интересного. Многие из них изначально предполагались для служебных целей. Спустя время надобность в этих помещениях отпала. Оборудование, стоявшее в них, стало бесполезным и ненужным. Проржавело, прогнило. Самое интересное, что им попалось среди
Глеб шагал замыкающим в карательном отряде. Невольно расправил плечи. Флягу нёс с такой гордостью, будто собственноручно изобрёл. Редкие встречные люди загодя отходили с пути. Основная масса жителей Верхнего бункера находились на работе, поэтому в коридорах встречались лишь престарелые женщины, занимавшиеся мытьём общей территории, несколько мужчин, в обязанности которых входил ремонт всего, что попадается на глаза. Остальные люди, встретившиеся на пути карательного отряда – малолетние дети, которым ещё никакую работу нельзя поручить. Они целыми днями оставались предоставлены сами себе. А с шести лет, по правилам Лиса, специальная комиссия определяла их на работу. Эта комиссия тем и занималась, что не давала людям бездельничать.
Никому.
Никогда.
Ни при каких обстоятельствах.
Уважительной причиной неявки на работу могла стать лишь смерть и тяжёлая болезнь, которую определял врач. А врач освобождал от работ, только если человек находился в тяжёлом состоянии. Если он просто болел, то врач рекомендовал комиссии временно отправить того на лёгкую работу. Комиссия далеко не всегда следовала рекомендациям врача – её члены отвечали за выполнение плана перед Лисом. А ему плевать на болезни жителей Верхнего бункера. Для него существовали лишь цифры выполненного плана. Если он не выполнялся, то для Курка и его карательного отряда непременно находилась работа.
На дороге отряда появился грязный, оборванный ребёнок. Мальчик лет пяти с большими наивными глазами. Он что-то хотел спросить, даже начал говорить, но Курок толкнул его ногой в грудь, убирая с дороги. Ребёнок покатился точно мяч. Остановился лишь метров через пять. Подскочил, точно пружиной подброшенный. Злобно зыркнул на Курка. Главарь карательного отряда уже и забыл о ребёнке, продолжая шагать к цели. Остальные бойцы вряд ли даже внимание обратили на эту стычку – они давно привыкли к бесконечной и часто необоснованной жестокости лидера.
Спустя полчаса карательный отряд, наконец, добрался до жилого сектора.
– Какой отсек? – бросил через плечо Курок.
– Семнадцатый, – незамедлительно ответил Хирург. – Третий этаж. Сто пятьдесят вторая нора.
Ещё пятнадцать минут заняло у отряда, чтобы дошагать к нужной квартире. В жилом секторе во время рабочего дня почти до минимума прикручивали освещение, так что блукать пришлось практически в полной темноте. Глеб даже на одном из поворотов врезался в Штыка.
– Смотри, ёба, куда прёшь! – буркнул коллега.
Пахло в жилом секторе, как всегда неприятно. Грязными телами, подолгу нестиранными вещами, мусором. Здесь водились тараканы размером с ладонь.
Как рассказывали Глебу, раньше в жилом секторе было намного-намного грязнее. Когда Лис пришёл к власти, то первым делом повелел навсегда избавиться от всех нечистот. Его приказание честно пытались выполнить, но что-то пошло не так. Не помогли даже показательные казни. В итоге чище жилой сектор всё-таки стал. Даже сумели избавиться от крыс, а поголовье тараканов стало в разы меньше. Однако дальше дело не пошло. Не получилось у Лиса привить чистоплотность людям, которым он же позволял мыться не чаще раза в месяц. Как говорил лидер системы бункеров – эти ограничения носили чисто практический характер. Чистая вода – самая большая ценность. Её получали лишь с фильтр-установки, расположенной в Нижнем бункере. Глеб не единожды слышал рассказы, что когда-то и в Верхнем бункере имелась фильтр-установка, причём мощнее, нежели в Нижнем. Но лет восемьдесят назад один из прежних лидеров вытащил из неё несколько ключевых узлов, спрятал в кладовой Нижнего бункера. По легенде, именно с этого шага началось тоталитарное правление Нижнего бункера над Верхним. Глеб с приятелем, Марком, даже нашли эту установку, занимавшую целую комнату. В некоторых местах она слегка поржавела, но в целом выглядела вполне рабочей.
Жилой сектор практически пустовал. Карательному отряду встретилась лишь одна женщина, да старик, едва шевеливший ногами. Всё дело в том, что Лис законодательно запретил в рабочее время находиться кому-либо в жилом секторе. Даже детям. Женщина явно занималась уборкой, как и ещё с десяток её коллег. А вот что делал старик? Непонятно. Курок мог бы остановить его и допросить. А потом наказать. Глеб удивился, почему начальник этого не сделал. Спрашивать не рискнул.
Наконец, карательный отряд отыскал нужную квартиру.
Глеб слышал истории, что в довоенное время квартирами называли несколько комнат с одним входом. Тогда квартиры располагались в огромных бетонных домах.
В системе бункеров квартирами называли маленькие комнаты с двухъярусными углепластиковыми нарами. На каждые пятнадцать квартир приходился один туалет и один умывальник. Оба из нержавейки. Воду в краны жилого сектора подавали один раз в сутки, после еды – и ровно на час.
Даже не подумав стучать в дверь, Курок пнул её ногой. С жалобным скрипом преграда распахнулась, стукнувшись о серую стену. Изнутри дохнуло немытым телом и затхлостью. Тьма в крохотном помещении висела кромешная. Крупицы света из коридора попросту не могли её пробить.
Глеб знал, что должно произойти. Воду на поверхности набирали с единственной целью – наказать.
– Свет! – приказал Курок.
Спустя короткое мгновение Лысый включил фонарь. Тусклый белый луч моментально разогнал тьму квартиры. На нижних нарах лежал человек. Старое-престарое одеяло, которым он укрылся, когда-то имело цвет и узор, теперь же превратилось в блеклую бесцветную рвань. В углу валялась кучка тряпья, рядом стояли туфли с примотанной верёвками подошвой – серьёзное богатство. Верхние нары пустовали. С их края свисало истончившееся покрывало с вылинявшими розами.
Курок вошёл внутрь. За ним последовали все, кроме Штыка. Он остался за дверью, повернувшись к ней спиной. Он же придержал и попытавшегося войти Глеба.
– Подожди, ёба! Рано ещё, – буркнул коллега.
Впрочем, Глеб всё равно видел и слышал всё, что происходило в квартире.
– Рябов Анатолий, – Курок остановился перед нарами, сложил огромные лапищи на груди. – Вы дважды нарушили закон. Вы об этом знаете? – как всегда напыщенно и официально начал он.
Одеяло зашевелилось. Из-под него показалась голова с длинными засаленными волосами. Клочковатая борода торчала в разные стороны. Фонарь моментально ударил ему по глазам. Рябов Анатолий зажмурился. Из-под одеяла выбралась худая рука, прикрыла верхнюю часть лица. Он, наконец, смог разглядеть, кто перед ним. Глеб отчётливо увидел, как хозяин квартиры побледнел. Тут же закопошился под одеялом, откинул край. Его худоба бросалась в глаза. Впрочем, как и у большинства жителей Верхнего бункера. Рябов Анатолий хотел подскочить с нар, но ударился макушкой о верхние. Невольно сел обратно. Несколько мгновений глупо хлопал глазами, а потом всё же встал, но уже аккуратнее. Анатолию пришлось поднять голову, чтобы смотреть на стоявшего перед ним Курка. А низкорослым Рябова назвать бы язык не повернулся.