Глядя в будущее. Автобиография
Шрифт:
Айк [34] имел при этом в виду то, каким образом некоторые нефтяные лоббисты нарушали нормы поведения, стараясь провести законопроект об отмене контроля над ценами на природный газ в 1956 году. По-моему, это был хороший законопроект, потому что отмена контроля побудила бы независимых производителей заняться усиленной разведкой природного газа, что позволило бы увеличить его добычу и в конце концов привело бы к снижению цен. Но мое мнение было взглядом техасца, занятого в нефтяном бизнесе, и оно отличалось от мнения моего отца, сенатора от газопотребляющего штата. Он и его коннектикутские избиратели были против такого законопроекта. Я полагал, что они ошибались, считая, что отмена контроля над ценами будет означать более дорогостоящий природный газ, но
34
Айк — сокращение имени Дуайт. Так звали Эйзенхауэра. — Прим. ред.
Благодаря мощным закулисным усилиям лоббистов законопроект в 1955 году прошел в палате представителей. Но когда в 1956 году он попал в сенат, давление лобби стало интенсивным. Всплыли обвинения, что нефтегазовая индустрия пыталась купить голоса влиятельных сенаторов оппозиции.
Приблизительно в это время в моем бюро начали раздаваться звонки от имени воротил нефтегазового бизнеса. Некоторые вкрадчиво спрашивали, не могу ли я убедить отца изменить его взгляды на этот законопроект; откровенные грубияны говорили, что для меня, черт побери, было бы гораздо лучше, если бы отец переменил отношение. Я старался сдерживать эмоции, даже когда звонившие становились слишком назойливыми. Я неизменно отвечал одно и то же: я не согласен с позицией отца, но уважаю ее. Да, я сказал ему, как отношусь к этому и другим вопросам. Он выслушал меня, но остался противником законопроекта.
Тогда начали звонить моему бывшему боссу в "Дрессер компани" Нейлу Мэллону. Глава "Филлипс Петролеум" К. С. (Бутс) Адамс сказал Нейлу, что "если Прескотт Буш не проголосует за этот законопроект, то забудьте о дальнейших продажах дрессеровского оборудования "Филлипсу" и скажите Джорджу Бушу, чтобы он забыл о своем морском бурильном бизнесе".
Затем однажды в 2 часа ночи мне позвонил один из самых агрессивных лоббистов в нашем деле, который работал на Сида Ричардсона. Ричардсон был техасским нефтепромышленником, которого в то время считали богатейшим в мире человеком. Именно он и был инициатором законопроекта об отмене контроля над ценами на газ. Его лоббист звонил из Корпус-Кристи. Он был в доску пьян, и, как он выразился, ему надоело ходить вокруг да около. Да, черт возьми, дело так и обстоит, и мне лучше бы понять, что если мой отец не станет "правильно" относиться к отмене контроля, "то рецепт один, Буш, — мы вышибем тебя из морского бурильного бизнеса".
Это был очень серьезный разговор, потому что если кто-либо в Америке и может вышибить кого-то из бурового бизнеса, то это только Сид Ричардсон. На другое утро — раньше чем обычно, потому что я не смог уснуть после этого звонка, — я зашел по пути на работу к Тому Фаулеру рассказать об этой истории. Том имел большой опыт в нефтяном бизнесе, и его мнение я ценил тогда и продолжаю ценить сейчас. Он был одним из первых, с кем Барбара и я завязали дружбу после переселения в Мидленд. Том знал Сида Ричардсона. Прежде чем я успел окончить свой рассказ, он уверил меня, что это не Сид, а один из его дураков-лоббистов. "Иди-ка в свою контору, Джордж, и позволь мне заняться этим самому, — посоветовал он. — Мы заставим этого идиота съесть ворону с перьями, клювом и всем прочим".
Перед самым обедом мне вторично позвонил человек Ричардсона. Его голос звучал хрипло, как после жестокого похмелья или же как будто, услышав слова Томаса Фаулера, он только что действительно проглотил вороний клюв. "Я сожалею о вчерашней ночи, Джордж, — сказал он. — Я зашел слишком далеко. Забудь о том, что я сказал, все это было ошибкой".
Черт возьми, это, конечно же, было ошибкой. Как оказалось, одной из многих ошибок. Каждая организация, принадлежит ли она к общественному или частному сектору, должна остерегаться таких сверхревностных деятелей, которые, исполняя свою работу, "заходят слишком далеко". Они могут не только навлечь неприятности на тех, для кого работают, но и испоганить саму идею, которую пытаются реализовать. Из-за грубых действий лоббистов, которые вмешались при прохождении законопроекта об отмене контроля над ценами на газ, президент Эйзенхауэр наложил на него вето, проклиная "невероятную глупость промышленности", и позже описал эту историю в своем
Однако этот инцидент не охладил моего стремления к политической деятельности. Я достиг всего, на что надеялся, когда мы переселялись в Техас. Я помог создать компанию с нуля. Мои капиталовложения, несмотря на взлеты и падения конъюнктуры в нефтяном бизнесе, по большей части оказались прибыльными. Фирма "Запата офф-шор" процветала. Мы были финансово обеспечены, у нас были здоровье, близкие друзья и комфортабельный дом. Я был еще достаточно молод, разменяв четвертый десяток лет жизни, чтобы бросить судьбе новый вызов.
В техасском воздухе всегда пахнет политикой, и начиная с конца 50-х годов я начал говорить близким друзьям о своем растущем интересе к государственной службе. Они в свою очередь советовали сменить партию, если я серьезно думаю о политической карьере.
Так говорили демократы, а среди них были такие влиятельные лица в техасской политике, как, например, друг Линдона Джонсона Джордж Браун из "Браун энд Рут констракшн компани". Они упомянули несколько возможностей, включая место в сенате США, если я перейду из своей партии и стану демократом. Такой переход, говорили они, будет безболезненным: на самом деле в Техасе существуют две демократические партии — консервативные демократы и либеральные демократы. Я просто занял бы свое место на консервативном краю демократического спектра.
Этот аргумент имел определенный смысл, но я его просто не понимал. Философски я был республиканцем, и мысль о перемене партии не укладывалась в моем сознании. Кроме того, в техасской политической жизни подули свежие ветры. Такие хорошо известные техасцы, как Питер О'Доннел, председатель техасской организации республиканской партии, и Тэд Хатчесон, один из выдающихся лидеров партии, пытались создать республиканскую организацию в масштабах всего штата.
Что касается техасцев, то антиреспубликанский настрой у них возник около столетия назад, во времена Гражданской войны и Реконструкции Юга. Штат был прочно настроен в пользу демократов, и эта приверженность техасцев к "партии наших отцов" стала еще прочнее на протяжении тощих лет Депрессии [35] . Стратегия демократов на всех выборах в 30-е годы сводилась к тому, что именно "гуверовские республиканцы" несли ответственность за безработицу и разорение ферм. Единственными друзьями народа были объявлены Франклин Д. Рузвельт и демократическая партия.
35
Депрессией американцы обычно называют период мирового экономического кризиса 20-30-х годов. — Прим. ред.
Однако начиная с 50-х годов в техасской организации послерузвельтовской демократической партии стали появляться трещины. Раскол между демократическими либералами типа Ралфа Ярборо и консерваторами вроде Аллена Шиверса стал глубже.
Дуайт Эйзенхауэр, республиканец, дважды одержал победу в этом штате на общенациональных выборах, получив подавляющее большинство голосов, а демократ Кеннеди, несмотря на то, что в его бюллетень входил уроженец Техаса Джонсон, чуть не проиграл выборы в этом штате республиканцу Никсону в 1960 году.
Что-то начало происходить в политических взглядах избирателей в Техасе, особенно в Хьюстоне и в графстве Харрис. В 1960 году в Хьюстоне республиканец Никсон одержал победу над Кеннеди, а это означало, что республиканским стал крупнейший городской ареал в этом регионе.
Техасские демократы ожирели и стали малоподвижными. Я чувствовал, что они теряют контакт с людьми. Пришло новое поколение техасцев, молодых людей, больше заинтересованных в будущем, чем в ужасных историях о Реконструкции Юга и о Герберте Гувере [36] . Это были избиратели, которые могли превратить Техас в подлинно двухпартийный штат.
36
Герберт Гувер (1874–1964) — 31-й президент США (1929–1933), республиканец. — Прим. ред.