Глядя в будущее. Автобиография
Шрифт:
Мой дядя Эрби Уокер помог нам фондами и своим опытом инвестиционного банкира, когда мы начинали дело. Но в бизнесе, как и в политике, полагаться на поддержку родственников и друзей можно лишь до определенных пределов. Наряду с другими независимыми мы были заняты завязыванием связей и контактов — возможные вкладчики интересовались вступлением в нефтяные операции в Техасе или, в худшем случае, искали возможностей списывать налоги.
Одним таким контактом, возможно лучшим из тех, какие я установил в те дни как участник фирмы "Буш — Оверби", был контакт с Юджином Мейером, владельцем газеты "Вашингтон пост" и отцом Катарины Грэхэм, нынешней владелицы газеты. Фред
Специалист не был в диком восторге. Однако он и не облил нас холодной водой. Просто он уже видел множество таких вот светлоглазых молодых предпринимателей, как мы, и все они хотели от Юджина Мейера капиталов для финансирования "вернейших" сделок.
Как бы то ни было, Мейер согласился нас принять. Мы были приглашены на завтрак к нему в дом. За беконом с яйцами и кофе мы подробно рассказали о своем предложении. Он терпеливо слушал, сделал несколько замечаний, а затем сказал, что едет на деловую встречу, но готов подвезти нас к вокзалу Юнион стейшн, чтобы мы успели на поезд. Фред Чеймберс до сих пор вспоминает эту поездку с шофером и подбитый мехом полог, которым наш хозяин укрыл нам ноги в свежий вашингтонский день.
Я очень хорошо запомнил то чувство разочарования, которое разрасталось во мне по мере приближения к вокзалу. Наш хозяин, казалось, не интересовался деталями нашего предложения. Я боялся нажимать на него, даже когда мы выехали на улицу, ведущую к месту нашей высадки. В возрасте двадцати семи лет вы не обратитесь к Юджину Мейеру и не скажете: "Ну, так как же — да или нет?" Так что я просто ограничил свои размышления фактом, что мы хорошо позавтракали и могли рассказать своим соседям по дому о том, как выглядит изнутри лимузин Юджина Мейера.
Лимузин подошел к повороту. Мы были готовы распрощаться, когда наш хозяин наконец заговорил. "Ну что ж, — спокойно произнес он, — запишите меня на 50 тысяч долларов". Так просто и сказал. Я был готов к вежливому отказу — "Спасибо, я дам вам знать", но он принял решение на месте, ставя, как я думаю, не столько на сам проект, сколько на нас.
Затем, прежде чем его автомобиль тронулся, Мейер опустил стекло окошка. "Вы говорите, — сказал он, — что это хорошее налоговое предложение?" Мы горячо закивали. "Отлично, — сказал он, — тогда запишите моего зятя на…"
Наша "вернейшая" операция не получилась такой, как мы надеялись, хотя с точки зрения налогообложения вкладчики все же выиграли. Но Юджин Мейер никогда не оглядывался. У нас были и другие сделки по нефти в последующие годы, большая их часть была доходной, все они — приятными.
Выдержка из письма Джона Оверби, 1986 год:
"Фирма "Буш-Оверби" развивалась и заключила несколько хороших сделок, а также несколько плохих, но ей удалось выстоять на протяжении целых трех лет. Бум в графстве Скерри начал спадать в 1951–1952 годах, но его сменил бум в Спраберри. Мы были активными в буме в Спраберри, и я в особенности запомнил одну сделку, которую ты там заключил.
Ты позвонил одному отсутствующему собственнику, жившему в Восточном Техасе, и после долгой торговли вы договорились о покупке части его аренды в графстве Риган
Ты, воспитанный в духе мифа мелких нефтяных предпринимателей, что ударить по рукам и значит заключить контракт, который тебе нужен, отказался от обмена телеграммами и послал ему акт и черновик почтой. Прошло десять дней, а от этого парня не было вестей, и тебе пришлось позвонить ему снова. Он ответил, что получил твой акт и черновик, но продал эту собственность Нэшу Дудлю по 151 доллару 50 центов за акр. Очевидно, его "закладная" стоила 1 доллар 50 центов за акр.
Согласно недавним известиям, наш друг Хью Лидтке все еще заключает нефтяные сделки на основе рукопожатия, но, кажется, заключает их чуть выгоднее".
Билл и Хью Лидтке все еще имели лицензии на юридическую практику, но их своды законов, за исключением книг об аренде и о праве на добычу минеральных ресурсов, покрывались пылью. Лидтке уже давно покинули здание суда нефтяных приисков в качестве независимых дельцов по нефтедобыче с конторами, двери которых соседствовали с дверями "Буш-Оверби". Но вот в 1953 году Билл и Хью предложили нам объединить силы. Они обещали раздобыть сумму в 500 тысяч долларов, и пусть 500 тысяч долларов достанут Буш и Оверби. Тогда обе компании объединятся. Мы будем покупать производящие нефть участки на основе оплаты нефтью при общем капитале в 1 миллион долларов.
Согласны. Ну, а как мы назовем нашу новую компанию? Однажды поздним вечером Хью и я перебирали возможные названия. Мы хотели избрать что-нибудь броское, что привлекало бы внимание. Название компании, сказал Хью, должно выделяться для всех, кто когда-нибудь откроет телефонную книгу.
Человек с низким голосом и ярко выраженной оклахомской медлительной речью, Хью был весьма представителен даже в молодости, задолго до того, как он стал "мистером Пеннзойлом" — легендой в отечественной нефтяной промышленности США.
"Название должно начинаться с "Эй" или "Зед", — сказал он, — чтобы оно было первым или последним на страницах под рубрикой "Независимые нефтяные предприниматели"". Ничего такого, что стояло бы где-то в середине и было бы утеряно при перетасовке карт, — таков был лозунг Хью с самого начала.
В те дни в центре Мидленда шел фильм "Вива Запата!" с участием кинозвезды Марлона Брандо. Это была история Эмильяно Запаты, лидера мексиканских крестьян, поднявших в начале 1900-х годов восстание, целью которого была земельная реформа. Их лозунгом было — "Земля и свобода". Мы не могли позволить себе пригласить советника по общественным отношениям. Но если бы смогли, то он сказал бы нам, что именно этот девиз нужен был нашей корпорации.
Вот так и родилась компания "Запата петролеум". На следующий год она вышла из штопора как "Запата офф-шор", а со временем под изобретательным руководством Хью Лидтке превратилась в концерн "Пеннзойл".
"Запата" — в этом названии таился некий победный символ. Мы это чувствовали.
Я был в суде графства Эктор в двадцати милях от Мидленда, проверяя данные о земле, когда позвонила Барбара. Она сказала, что доктор Уайвелл хотела нас видеть. Немедленно. Дороти Уайвелл была врачом наших детей. В городе размеров Мидленда она была более чем врачом, она была добрым семейным другом.