Гнев Божий.
Шрифт:
– Поцелуй нашего сына и благослови его, – сказал взволнованно Супрамати.
Точно поняв слова отца, мальчик протянул ручки к матери, обнял ее и несколько слезинок скатилось по его щекам. Это уже было проявление сознательной души в теле маленького ребенка, и Ольга поняла это.
– Боже всемогущий, – прошептала она, дрожа от волнения. – Он знает и понимает, что прощается с умирающей матерью. Какими тайнами я окружена!
Видимо, утомленная, Ольга снова склонилась на грудь мужа, няня с ребенком удалилась, и настала торжественная тишина. Ольга ощущала
каждому его слову слепо верила, душа ее последует за ним в новый мир, и этого ей было достаточно.
В эту минуту горячие слезы смочили ее лицо; она вздрогнула, открыла глаза. Лицо ее, белое, как ее батистовая рубашка, слабо зарделось и искра лучезарной радости вспыхнула в ее глазах.
– Супрамати? Ты – маг, ты жалеешь и оплакиваешь меня? Ох! Могу ли я жаловаться на смерть, которая дает мне всю твою любовь.
– Да, Ольга, я плачу потому, что я – человек, несмотря на звезду мага, и таковым должен быть: мне надо знать горечь слез и острую боль разлуки. Не плакала ли также слезами человеческими Святая Дева, стоя у подножия креста? Сердце, дорогая моя, это – чаша, в которую Создатель заключил Свое божественное дыхание, сердце – принадлежность каждого создания, начиная с атома и до Архангела… В нем скрывается божественная сущность любви, жалости, прощения всех добродетелей, это та самая твердыня, которую осаждает ад. Чем сильнее сердце разожгло в себе огонь, тем скорее поднимается оно по пути совершенства… Хочешь ли ты видеть Дахира, дорогая моя, – прибавил он минуту спустя. – Он желает принести тебе небесное утешение.
Ольга пожала его руку.
– Конечно, я хочу войти в мир духов, вооруженная всем вашим светом. Какую чудную смерть приготовил ты мне, недостойной, и как благодарна я тебе, когда сравниваю ее со смертью остальных.
Через минуту вошел Дахир. Он нес чашу, увенчанную крестом. Когда Ольга отпила, Дахир поцеловал ее и вышел, оставив супругов одних в эту торжественную минуту.
Утомленная Ольга уснула, поддерживаемая Супрамати, который очертил постель магическим кругом, дабы блуждающие духи не могли приблизиться к умирающей и последнюю минуту и напугать ее своим отвратительным видом.
Кругом была глубокая тишина. Стояла одна из волшебных южных ночей, теплая, ароматная и озаренная мягким светом луны. С тяжелым сердцем и влажными глазами Супрамати не спускал взора с той, которая отходила; чуть заметное дыхание едва приподнимало ее грудь.
Вдруг Ольга выпрямилась с силой, которой нельзя было в ней предполагать.
– Супрамати… я боюсь. Что делается во мне? Все точно расширяется и меня влечет куда-то страшный ветер… – вырвалось у нее.
Тоскливый взгляд остановился на лице мужа. Супрамати поднял руку и в ту же минуту послышалось нежное, величественное пение и порывы благоуханного ветра наполнили комнату.
– Пение сфер! Как это дивно прекрасно!… – шептала умирающая, пока он укладывал ее опять и клал на ее грудь свой блестящий нагрудный знак.
После этого Супрамати встал, поднял обе руки и произнес формулу. Мгновенно с постели Ольги сверкнул широкий луч света, теряясь в пространстве: по обе стороны этого светлого пути встали белые и прозрачные крылатые фигуры, а позади воздушных фаланг толпились, как черный дым, безобразные существа с искаженными лицами и горевшими злобой и враждой глазами – духи-мучители, обычно собирающиеся у смертного
Гармонические аккорды становились все сильнее, казалось, что сотни голосов сливались в чудном хоре, и в эту минуту, в самом конце светлого пути явился дух, озаренный ослепительным ореолом.
Супрамати положил руку на лоб Ольги и произнес повелительно:
– Бессмертный дух, сбрось свою тленную оболочку и вернись в наше вечное отечество.
В ту же минуту на лбу и груди Ольги вспыхнуло два мерцающих огонька, а из всего тела выходили клубами искры. Светящийся туман медленно сгустился и принял облик Ольги, только прекраснее ее, как истинное видение сфер. Неясный и смутный взгляд видения остановился на Супрамати, который быстро огненными лучами обрезал последние нити, соединявшие еще его с плотью.
Никогда, может быть, не был Супрамати так прекрасен, как в эту минуту, когда властно и спокойно он исполнял свое высокое назначение мага, оказывая любимому существу последнюю, высшую помощь.
Дух Ольги поднялся, заколебался на минуту над смертным ложем, бросив последний взгляд бесконечной любви на Супрамати, а затем понесся, как снежинка, ввысь, по ясному лучу к светлому духу, который окутал, казалось, его своей белоснежной мантией. Затем видение побледнело и исчезло.
Руки Супрамати опустились, и взор его остановился на мертвом теле. Белая, как алебастр, Ольга лежала спокойно, словно уснувший ребенок. Супрамати упал на колени возле постели и погрузился в восторженную молитву, унесшую его душу далеко от земли с ее бедствиями, к бесконечному Существу, дарующему всякое благо.
Пока он молился, из пространства стали падать белые светящиеся цветы, бесшумно порхая, точно снежные хлопья; скоро они покрыли душистым саваном, тело молодой супруги мага, и оставалась открытой лишь голова, окруженная голубоватой дымкой.
Когда Супрамати встал, портьера поднялась и вошли семь сестер ордена и Эдита с венком из фосфорических цветов на подушке. Женщины отерли тело ароматической эссенцией и одели в широкую тунику из серебристой ткани, тонкой, как газ, и отливавшей всеми цветами радуги; затем Эдита возложила на голову Ольги венок.
Когда покойница была убрана, вошел Дахир и семь рыцарей Грааля с зажженными свечами, а за ними Небо и Нивара с ящиком из сандалового дерева, обитым внутри белым атласом.
Супрамати поднял тело и положил его с помощью Дахира в гроб, бросив туда все цветы пространства. Дахир совершил каждение, произнес молитву и магическую формулу, и шествие двинулось: все несли зажженные свечи и пели гимны. Выйдя из дворца, они миновали сады и вошли в горы. Там, в скале, была высечена дверь, напоминавшая видом египетский пилон; за ней тянулся узкий коридор, кончавшийся высокой сводчатой пещерой. В глубокой нише с тремя ступенями поставили открытый гроб; внизу ступеней стояли четыре бронзовые треножника, на которых горели, потрескивая, смолистые вещества, распространявшие сильный живительный аромат.
Все собравшиеся преклонили колени и пропели молитву, а потом один за другим молча поднялись по ступеням, простились с усопшей и покинули грот.
Супрамати остался один. Скрестив руки, он прислонился к колонке и взгляд его остановился на прекрасном лице той, которая одна любила его; она казалась спящею.
Он так погрузился в свои думы, что не слышал легкого гармоничного гула и лишь чье-то прикосновение привело его в себя.
Около него стоял Эбрамар. В руке его пылал магический меч, и на устах блуждала ласковая, добрая улыбка.