Гнев божий
Шрифт:
Утро 14 июня 1995 года
Буденновск
– Шайтан…
Милиционер, стоящий около патрульной машины на самой окраине Буденновска, повелительно махнул жезлом, делая знак остановиться.
– Спокойно… – процедил сквозь зубы Шамиль по-русски. – Русский, иди поговори с ними. Если что…
В душной тесноте милицейской канарейки выразительно щелкнул автоматный предохранитель.
Илья Проносов вылез из машины – он был в той же самой милицейской форме, у него было и милицейское удостоверение, и удостоверение сотрудника ФСБ. Ощущая спиной нацеленный
– Здорово, старшой… – свойски поздоровался он.
Старший лейтенант подозрительно смотрел на него.
– Вы откуда, капитан?
– Да с Дагестана, Махачкалинское ГУВД. Приказали колонну конвоировать.
Старшему лейтенанту не понравилось то, что он услышал, – неизвестный в милицейской форме явно не владел милицейским сленгом. Управление или управа, но никак не ГУВД, ни один милиционер в неофициальной обстановке не будет ломать язык, выговаривая это слово.
– Куда следуете?
– В вертолетную часть. Правильно едем?
– Правильно. Но обычно едут другой дорогой, не через город.
– Ну, раз уж свернули. Пропусти, будь другом…
В конце концов – свой есть свой…
– Сейчас поедем.
Едва сдерживая страх, Проносов вернулся в машину, ему под ребра ткнули автоматным стволом.
– Ну?
– Сейчас, поедем. Будет конвой.
– Телефон.
Басаеву передали сотовый телефон, в эти времена он был еще редкостью – размером с полкирпича, с выдвигающейся антенной, солидный.
– Бери. Номер… – Басаев продиктовал номер. – Как начнется, выскакивай и вали. Будешь тут – если что. Понял?
И, не дожидаясь ответа русиста, приказал:
– Адам, Мага! Ментов валите в первую очередь, наглухо. В живых не оставлять!
В голове колонны милицейская машина, мигнув мигалками, но не включая сирены, тронулась с места.
– Поехали!
Вечер 14 июня 1995 года
Подмосковье
Спецобъект, ранее принадлежал
Управлению делами ЦК КПСС
Когда профессионалы перестают понимать, в чем цель игры, они начинают играть в игру ради самой игры.
Захват больницы в Буденновске был неожиданностью, но в то же время – ожидаемой неожиданностью. Хорошо, что не произошло чего-то неизмеримо худшего, такого, как захват или подрыв атомной электростанции. Потому что если играть с огнем – то рано или поздно ты подожжешь свой дом.
Сверхдержава рухнула, и никто еще не понял, не осознал толком, что осталось вместо нее, что мы строим… разбираем руины или на самом деле что-то строим? Каким будет наш новый дом, для кого и для чего мы его строим? Просто чтобы не было холодно? Или мы хотим построить такой дом, чтобы с верхнего этажа смотреть на звезды? И сколько места будет в этом доме – всем ли хватит?
Сверхдержава рухнула – но люди остались. Те, кто еще несколько лет назад играл совсем в другие игры, для кого пешками были главы государств, а полем игр – целые страны. Советский Союз прямо или косвенно контролировал треть мира, свергал одну власть и ставил вместо нее другую, кому помогал, кому воевал. Люди, которые это делали – давно были циниками и прагматиками, уже с годов тридцатых никто даже теоретически не верил в возможность построения коммунизма во всем мире, постепенно игра превратилась в нечто самодостаточное, игру ради самой игры. Если в Испании в конце тридцатых, например, советские военспецы действительно воевали ради возможности того, что еще одна страна, причем страна сильная, территориально великолепно расположенная, имеющая многовековые контакты со всеми странами Латинской Америки, станет коммунистической – то ради чего воевали в Афганистане? В Йемене? В Сальвадоре? Ради коммунизма? А вы советских военных советников спросите – хорошо, если услышите в ответ не что-нибудь нецензурное.
И вот сейчас, оказавшись вместо великой державы в кровоточащем ее обрубке, эти люди продолжали игру – они уже не мыслили жизни без игры. Только теперь полем незримой схватки стала собственная Родина…
Человек, чье лицо было известно любому россиянину, кто смотрит телевизор, – устало оторвался от экрана установленного в комнате отдыха Sony с большим экраном. На экране показывали бойцов спецназа, под прикрытием бронетранспортера продвигающихся по улице небольшого ставропольского городка, который когда-то носил название Святой Крест.
– Ну? – спросил он стоящего перед ним навытяжку генерала.
– Он требует журналистов. Иностранных журналистов… – обреченно сказал генерал, – он вышел из-под контроля.
– Долбоебы, – тяжело и страшно сказал человек, – только в карман грести, водку жрать и баб трахать умеете.
Генерал молча стоял навытяжку.
– У него есть семья?
– Никак нет. Масхадов подобрал тех, у кого все погибли, мы же сами просили отряд смертников. Их человек сорок, не больше.
– Такой же долбоеб… Что же у нас за армия такая…
– Мы можем поискать рычаги…
– Хватит. Доискались уже. Пока искать будете – башка с плеч полетит. Что еще он хочет?
– Вывод войск из Чечни. Немедленно.
– Пробовали говорить?
– Пробовали. Наших людей он расстрелял. Ублюдок.
– Это вы ублюдки. Сучье племя…
Генерал молчал.
В дверь комнаты отдыха, скромно отделанной карельской березой, постучали. Даже не постучали, поскреблись.
– Кто там?! – заорал хозяин кабинета.
В дверь просунулся старший группы охраны, у него в руке был аппарат транковой связи.
– Срочно…
– Откуда?
Старший прикрепленный показал глазами наверх.
– Думай, что Деду будем докладывать. И что делать с этим.
– У него нет ничего, – сказал генерал, – только слова. Все документы, планы – я сжег.
– Если он заговорит… – сказал хозяин кабинета, недобро усмехнувшись, – я за твою задницу гроша не дам. У Деда – не дураки работают, один рыжий чего стоит. Ты нас всех в дерьмо загнал – ты и думай, как разгребать…
Человек, известный всей России по экрану телевизора, ехал в Кремль, на срочное совещание Совета безопасности. Он сидел на заднем сиденье бронированного «Мерседеса», сзади и спереди ехали такие же машины. Всего – кортеж этого человека насчитывал семь машин.