Гнев божий
Шрифт:
Автомобиль полковник тоже купил с рук и подержанный, документы оформил на подставное лицо. Это был «ВАЗ-2112», одна из самых популярных здесь моделей, с зачерненными по кругу окнами и заниженной задней подвеской, так что машина как бы волочилась задом по асфальту. Полковник не стал клеить вызывающее «Аллах Акбар!» на лобовое стекло, зато в салоне висели дорогие деревянные четки и небольшой медальон на цепочке, на котором была изображена обвитая колючей проволокой рука со сжатыми пальцами и вытянутым указательным, еще там была арабская вязь. Это означало «Нет Бога кроме Аллаха!» и было одним из символов ваххабитов. Наличие подобного медальона в машине могло кончиться очень худо.
Выведя машину на улицу, полковник внимательно огляделся, затем запер дверь гаража. Никого не было…
Следующие полчаса он крутился по городу Махачкале, чтобы стряхнуть возможный «хвост», если таковой все же есть. Проехал по проспекту Али-Гаджи Акушинского,
В город Хасавюрт, сильно разросшийся за последние двадцать лет и превратившийся из просто областного центра в один из центров региональной политики, он въехал примерно в двадцать ноль-ноль, по пути отметив, что наладить нормальное несение службы на КП так пока и не удается. Явно ваххабитскую машину остановили только один раз, и все это закончилось пятью сотнями рублей – хоть бы больше брали, себя не уважают, право слово. Проблема, за решение которой отвечал и он в том числе, не решалась никак – даже когда на посты поставили русских, а не дагестанцев, ничего не изменилось. Дагестанцы своих пропускали просто так, чужих – за деньги, а могли и вовсе не пропустить – а русские пропускали всех, и за одну и ту же сумму. Когда на посты поставили русских – дагестанские менты начали жаловаться, что они обваливают цены…
Город Хасавюрт – так получилось – находился на самой границе с Ичкерией, в девяностые годы мятежной, в нулевые – тайно воюющей, а в десятые – претендующей на объединение всего региона под своим крылом. Лет двадцать назад, когда Ичкерия получила независимость, но при этом никто не желал работать – в Хасавюрте возник крупнейший рынок региона, где можно было купить все, что угодно, и знаменитый «Круг». «Круг» – это было место, где меняли и выкупали похищенных, место на самой административной границе. Там был русский блок-пост с бронетранспортерами, и солдатам платили за прикрытие этим самым бронетранспортером, место считалось очень козырным. В назначенное время со стороны Чечни и со стороны Дагестана подъезжали кавалькады джипов, разбегались и залегали снайперы, обеспечивающие обмен, – у кого не было, мог нанять русских, потом на обе стороны шли заложники, служащие гарантом честности обмена, только потом «большие люди» встречались в центре этого «Круга» и начинали обговаривать условия обмена или выкупа. Однажды на «Круг» «тереть базар» приехал большой человек, русский вор в законе, сиживавший еще в Белом Лебеде [40] , понтов – немерено. Терку с чехами он выдержал ровно десять минут, психанул, теряя лицо, а сев в машину – начал звонить «корефанам» и отдавать приказы «чтобы всех чехов на кичманах опетушили сегодня же». С большим трудом вора удалось урезонить, а об обмене все-таки договорились местные, более привычные к таким теркам переговорщики.
40
Белый Лебедь – зона особого режима в Мордовии еще советских времен. В этой зоне сидели исключительно блатные высоких рангов и целое созвездие воров в законе. В отличие от других советских зон, здесь даже не планировали производственную зону – ежу понятно, что идейный вор работать не будет.
Потом, когда Чечню «замирили» – Хасавюрт все же не потерял своей привлекательности как торговый центр. В Чечне правил клан Кадыровых, и никому нельзя было ничего делать, не договорившись с Кадыровыми и не заплатив им, а кто рисковал – мог стать жертвой нападения ваххабитов, которые, по слухам, все еще шастали по лесам. В итоге цены в Ичкерии были довольно высокими, и если кто хотел купить что-то подешевле – тот садился в машину и ехал на хасавюртовский базар, потому что в Дагестане было тридцать два языка и диалекта, и такую республику подмять под себя одному клану было просто невозможно.
С Махачкалинского шоссе полковник на круговом движении повернул на Дылымское шоссе, места около рынка, чтобы припарковать, не было, он об этом знал – поэтому припарковался напротив мечети, благо место было. Запер машину, включил противоугонку, хотя если захотят угнать – угонят, здесь на автомобильных рынках в открытую висят объявления «любые документы на машину за один день». Противоугонка была нужна прежде всего для того, чтобы ваххабиты не прицепили к машине взрывное устройство.
Путь полковника лежал на Железный рынок, там, помимо всего прочего, были автомобильные ряды и торговали машинами, третья часть – угнанные. Рынок был бедным, намного беднее, чем такой же на Ставрополье, не говоря уж о Грозном, потому что в Дагестане население делится на очень богатое и очень бедное. То, что вокруг любого крупного дагестанского города целые ожерелья вилл – это факт, но не всем же везет устроиться милиционером, депутатом или бизнесменом, кстати, последняя категория среди перечисленных была самой забитой и не уважаемой, здесь уважали не тех, кто зарабатывает, а тех, кто берет силой. Остальные же… кто на пенсию жил, кто на поденных работах, а кто и фугасы подкладывал. Был и такой источник заработка.
Нужную машину полковник нашел в ряду, где торговали запасными частями и предметами для «колхозного тюнинга» автомобилей «ВАЗ». Это был «Валдай», большой новенький газовский грузовик с длинной тентованной платформой, на лобовом стекле у него были рекламные надписи на русском, чеченском и аварском, а торговал молодой, чисто выбритый и крепкий чеченец с жесткими, волчьими глазами. Цены у него были высокими, поэтому и покупателей было не слишком-то много.
Полковник для вида посмотрел товар других продавцов, где поторговался, а где даже приобрел «вонючку», ароматизатор для салона, только потом подошел к чеченцу. Тот не поприветствовал полковника, хотя по законам гор младший всегда должен приветствовать старшего.
– Ас салам алейкум, – поздоровался полковник Чернов.
– Ва алейкум ас салам, уважаемый, – ответил чеченец, – желаете посмотреть товар?
– Желаю. У меня прогорел глушитель.
– Какой?
– На двадцать один – двенадцать.
– Такой есть.
– Но мне надо хороший глушитель.
– Есть и хороший. Прошу.
Полковник, а затем и сам чеченец залезли под тент кузова, делать так здесь было крайне рискованно, потому что тот, кто залез в кузов, тем более если это русский – очень даже запросто мог из него не вылезти, и никто бы ничего не сказал, потому что русские – это бараны, пища для волков. Но полковник знал, что делает, и чеченец знал, кто такой полковник, так что можно было быть спокойным. Тем более что в кармане у Чернова лежал взведенный «макаров», из которого первый выстрел он делал за ноль целых шесть десятых секунды.
Полковник проверил рукой крепость сложенной стопки кованых дисков для различных моделей «ВАЗа», потом осторожно примостился на них пятой точкой. Молодой чеченец уселся напротив, его глаза горели ненавистью.
– Дядя Арзо передает тебе салам, казак, – сказал чеченец.
– Передай дяде Арзо салам от казака, – спокойно отреагировал на эти слова Чернов, – а дядя Арзо не просил тебя передать что-либо кроме салама?
Чеченец порылся в кармане, протянул полковнику небольшой USB-носитель, замаскированный под брелок для ключей. Полковник достал связку ключей, отцепил от него точно такой же и протянул чеченцу.
– Передай дяде Аро рахмат [41] .
Чеченец ничего не ответил, в его глазах плескались злоба и ненависть. Впрочем, казаку было на это плевать. Чеченец был всего лишь передаточным звеном, причем таким, которое не предаст никогда. За это можно было быть спокойным.
Российская Федерация, Чечня
Грозный, проспект Владимира Путина
Ночь на 23 июня 2015 года
Бывший майор КГБ СССР,
41
Благодарность.
бригадный генерал армии Чеченской Республики
Ичкерия Салман Магомедович Рзаев
Молодой чеченец, который торговал на дагестанском рынке, доторговал ровно до двадцати одного часа и после ухода казачьего офицера даже успел что-то продать. Потом, пересчитав выручку и спрятав ее в сумку-пидорку, завел машину и в числе последних выехал с рынка.
Примерно через час он проехал Гудермес по объездной дороге, а примерно через два с половиной часа – въехал в Грозный по проспекту Владимира Путина. Этот проспект был назван так с далеко идущим умыслом, русские дали деньги и на восстановление этого проспекта, и на восстановление домов вокруг него, и на восстановление много чего другого. Говорили, что Грозный разрушен настолько, что отстраивать его заново уже нет смысла, надо взорвать то, что осталось, и отстраивать новую столицу в чистом поле. Что ж, если посмотреть на столицу Ичкерии сейчас – будет ясна вся непроходимая глупость этих слов. С роскошью Грозного могли сравниться только два города на постсоветском пространстве – казахстанская Астана, отстроенная из провинциального центра столица довольно сильного государства, регионального лидера Средней Азии и… пожалуй, еще Баку. Ну… Сочи, конечно, как же без Сочи-то. Но все равно Грозный был роскошнее, и все это благодаря заслугам великого сына чеченского народа Ахмада-Хаджи Кадырова, сделавшего в свое время правильный выбор, и его сына, правящего сейчас республикой. Без них – одному Аллаху ведомо, что было бы сейчас с республикой, с Грозным и с чеченцами.