Гнев и милость богини
Шрифт:
Вонзив в щель острия клинков, мужчины навалились и, скрипя железом, кое-как сдвинули глыбу розовато-серого камня.
– Постой, мэги Пэй!
– предостерегла Верда.
– Я в этом чуть больше понимаю. Не зря же я читала "Тайный Путь Некро", который ты сожгла, - двинувшись по проходу, госпожа Глейс торопливо зачитала заклинания еще неизвестные дочери магистра, взмахнула руками, направляя тайную силу от себя к стоящим в ряд саркофагам - над их крышками появились перевернутые знаки Го, светящиеся кровавым блеском.
– Запечатала их на всякий случай, - пояснила Верда.
–
– Ты всерьез думаешь, что твои печати их удержат?
– Астра пожала плечами и вернулась к приоткрытому гробу.
– Снимайте плиту, - сказала она Рэббу и франкийцу.
– На пол ее, и сами в сторону. Боюсь, заберет шетовка вас, и будете сохнуть вместе с ее костями.
Голаф и Каррид еще раз схватились за рукояти мечей, потом уперлись в край плиты и столкнули ее на пол. Раздался грохот разлетевшегося на куски камня. Анрасец сразу отскочил к Леосу, а рейнджер, не рискнув оставить мэги Пэй, стоял и смотрел на содержимое саркофага - белое, расшитое золотом, покрывало, окутывавшее чью-то тонкую фигуру.
– Ключ должен быть в ее левой руке, - сообщила госпожа Глейс. Она была хорошо знакома с особенностями либийских погребальных обрядов.
– Знаю я, - раздраженно ответила Астра, удивительная осведомленность и вездесущесть Верды ее начинала злить.
– Отважный франкиец, у тебя острый меч?
– она покосилась на Голафа с легкой насмешкой.
– Ты шутишь как-то не вовремя, - тихо произнес рейнджер, приподняв светло-голубое лезвие, расчерченное могучими рунами.
– Тогда очень осторожно разрежь на ней покрывало, - попросила мэги Пэй.
– Не хочется мне, Светлейшей, руки пачкать о всякое дерьмо.
Вздохнув, Голаф секунду помедлил, будто собираясь решимостью. Сделал шаг к саркофагу и, проткнув покрывало между ступней умершей, начал неторопливо рассекать ткань снизу вверх, к изголовью погребального ложа. Сначала в разрезе шелка показались сандалии с нефритовыми пряжками в форме змеиных голов и икры ног Нифхтеи. К изумлению франкийца их не тронуло тление, лишь неглубокие морщины портили кожу погребенной тысячи лет назад. От этого невероятного открытия рука Голафа слегка задрожала, но он продолжал осторожно рассекать ткань, вышитую золотыми нитями. Дошел острием до коленей либийки, и тут же Астра и Верда одновременно почувствовали нарастающее присутствие чужой магии, пугающей как лютый, звериный вой.
– Питха сучья!
– разволновавшись, выругалась дочь Варольда.
– Голаф, быстрее! Режь быстро!
– прикрикнула она, теряя остатки терпения.
Меч франкийца в одно мгновенье распорол покрывало до верха, и края шелковой ткани разошлись, являя тело последней наложницы Кэсэфа. Она отнюдь не выглядела умершей в далекие времена - была свежа и молода. Ее лицо безупречной красоты лишь слегка портила восковая желтизна, иссиня-черные волосы лежали на лбу и щеках тонкими изогнутыми змейками. Диадема с крупными алмазами чудесно отражала синий блеск светляков.
– Ключ, - напомнила госпожа Глейс Астре.
Та наклонилась, разглядывая маленькую шестигранную пирамидку, зажатую в левой руке либийки.
–
– сдавлено произнес бард из-за спины мэги Пэй.
– Она - прямо на меня!
Астра, уже почти дотянувшаяся до ключа, отдернула руку и увидела, что глаза покойницы открыты. Огромные, черные, будто куски угля, они смотрели куда-то мимо мэги, холодно, глубоко, до самых корней души. Дочь Варольда сделала шаг назад, расставив в стороны руки и оттесняя Голафа к открытой двери.
– Глейс, достань "Слезы Эты"! Быстро!
– крикнула Астра растерявшейся подруге.
– Не поможет, - отвергла Верда, но заскрипела застежкой сумки.
– Я говорю - "Слезы Эты"!
– настояла мэги Пэй, заслоняя собой друзей от встававшей медленно из гроба Нифхтеи.
– Мужчина с золотыми волосами, - произнесла наложница Кэсэфа по-либийски.
– Иди сюда. Иди ко мне. И ты, северный воин, не стой там одиноко, - она улыбнулась, переведя черные влажные глаза к Голафу.
Леосу, не понимавшему древнего языка, ее слова показались сладким волнующим стихом, и сразу где-то в глубине сознания открылся их смысл.
– Нифхтея… Прекраснейшая из женщин… - прошептал он и, отталкивая Астру, шагнул к саркофагу.
– Я иду…
– Пернатый, - невнятно пробурчал Каррид Рэбб.
– Не надо, пернатый… - он глянул на либийку, уже вставшую в полный рост, и следующие его слова застряли в сухом горле.
– Мертвая дрянь!
– вскричала мэги Пэй, формируя между ладоней фаерболл и одновременно понимая, что такая нехитрая магия бесполезна против поднявшейся из гроба высокой госпожи. Шар пламени метнулся вперед, ударил в грудь Нифхтеи и бесследно исчез, не брызнув даже искрами.
– Схватите ее, мои верные воины!
– либийка сошла на пол. Левую руку с шестигранной пирамидкой она по-прежнему прижимала к груди, правую - гневно вытянула к дочери магистра.
– Волоките ее сюда! За уши! За волосы!
Леос, посерев лицом, двинулся к мэги Пэй. Следом за ним пошел Голаф. Он угрожающе занес меч. Только Каррид Рэбб еще несколько мгновений боролся с чарами, завладевшими его друзьями, тяжело вздыхал, тер кулаками слезящиеся глаза и щеки.
– Эй, да вы обезумили!
– пронзительно вскричала Астра, увернулась от растопыренной пятерни барда, и отпрыгнула в узкий проход между двух гробов.
– Голаф! Леос! Боритесь же! Вспомните самих себя! Вспомните меня! Мэги Глейс!
– уговаривала она, пятясь к стене и негодуя, на Верду неспособную разобраться с несколькими склянками в сумке.
– Все для тебя, прекраснейшая Нифхтея! И мои стихи… и сердце мое для тебя, - бормотал Леос ватными губами, стараясь дотянуться до прыткой незнакомки, отскочившей за саркофаг - он уже не узнавал в ней когда-то любимую мэги Пэй.
Франкиец, являя куда большую ловкость, взлетел на гранитную плиту, и замахнулся мечом, чтобы нанести точный удар, но отчего-то замер, натолкнувшись на взгляд прозрачных глаз Астры, таких знакомых, похожих на теплые капли эля.
– Что ты там возишься!
– вскричала мэги Пэй, озираясь на Верду и неторопливо приближавшуюся к "сыну" Балда Нифхтею.