Гнев Перуна
Шрифт:
— Князь! — поклонился растерявшийся игумен. — Дам тебе иного мужа, обученного для сего дела. Преподобный пресвитер наш Сильвестр... он моложе и веле старательный... красному письму хорошо обучен... и норовом мягок. Он и начнёт твою летопись...
— Высвяти его на игумена в Выдубечскую обитель и передай ему пергамен Нестора, — ласково сказал Мономах.
Феоктист устало прикрыл глаза. Мономах, должно, вспомнил свою старую обиду, когда печерцы отказались поддержать его на киевский стол и подпёрли законного князя — Святополка. Теперь Мономах не прощает и строптивому Нестору, что стоял за Святополка, а не за него. Гнев нового князя, давний, затаённый гнев на Печерскую обитель, вот как нынче выливается! Теперь не Печеры, а Выдубеч станет княжьей опорой... Но как быть ему, Феоктисту? Ослушаться князя? Не дать ему сей пергамен? Стар он уже для такого подвига. Да и не такого норова. Это когда-то были мужи, сильные своим духом, — вот как Феодосий Печерский! Тот пошёл бы и супротив князя... и супротив сатаны...
— Быти... по сему... — покорно склонил свою старческую голову Феоктист. — Только... береги Русь... яко свой дом...
Мономах склонил голову пред игуменом для благословения. Потом быстро направился к воротам. К тем воротам, через которые он когда-то проходил тайно — обесславленный печерскими отцами. Ныне он идёт мимо них яко победитель. Идёт в последний раз, ибо Печерская обитель отныне превращена им в ничто — и державный хронограф у неё забрали, могучее Слово вырвано у неё.
За Мономахом торопились его бояре. Растерянный, укрощённый Киев ожидал своего нового кормчего.
Феоктист велел немедля позвать Нестора. Но посланный келейник Еремея сообщил, что преподобного Нестора в обители нет. Что он, узнав о воле Мономаха, ушёл в Киев.
— Откуда же мог дознаться так быстро? — удивился владыка.
— Наверное, провидение Божье явилось ему...
Феоктист перекрестился, не подозревая, что тем провидением был сам Еремея, который слышал всю беседу игумена с Мономахом...
Нестор шёл к Киеву своей старой, давно проторённой тропой. Город ещё тонул в утренних сумерках, вывяленный усталостью от буйных дней мятежа и страданий. Только вратари, проснувшись от первых лучей солнца, которые коснулись крыш сторожевых башен, перекликались звуками перегудниц и рожков. Скрипели петли Лядских ворот. Где-то тарахтели повозки — это из ближних сел к Киеву уже пришли на торги смерды со своим добром.
Нестор обошёл стороной Княжью гору и направился вдоль обрыва, где когда-то шумела бурная речка Киянка, вливаясь в Почайну. Отсюда был виден широкий Днепр и раздольный ремесленный Подол, который раскинул свои улицы вдоль Почайны, Глыбочицы до самого Днепра.
Оживали улицы трудового Подола. Шевелился кожемяцкий конец; раздавался звонкий стук выжженных горшков и кувшинов на гончарной улице — гончары грузили своё добро, готовясь ехать на торг. Единственным колоколом отозвалась на Подоле старая Ильинская церковь, вздымавшая свою зелёную маковицу над подольскими улицами. А дальше, ближе к Почайне, неизвестно с каких времён, стояло полуразрушенное, давно оставленное людьми капище старого доброго Волоса. На девяти деревянных столбах опиралась полуистлевшая крыша с загнутыми книзу концами. По давнему обычаю, возле него собирался большой Подольский торг. Вдали, на берегу Глыбочицы, виднелась крыша ещё одного древнего капища Полянского племени. Оттуда вился лёгкий дымок. Неужели там кто-то клал требы?
И вдруг отчаянно заколотили била. Что случилось? Какая беда?
Нестор остановился на высокой горе, оглядел весь город. Тишина. Солнечное весеннее утро играло над городом глубокой синью высокого неба и золотистыми лучами, пронизывающими чистый воздух. И снова тревожно ударили в била. Снизу, с подольских улиц, стали подниматься на гору, где стоял Нестор, несколько человек. Так же обеспокоенно вглядывались в ещё сонный город... Вдруг всем показалось, что под ногами у них качнулась земля, что старое капище на торгу как-то перекосилось и так и осталось стоять...
Нестор поднёс руку к челу, чтобы осенить себя крестом и отогнать видение. Но капище вновь качнулось — и над его крышей порхнул в небо огненный столб...
Что это? Предвестник беды? Нашествие супостатов? Или это благословение Бога киевскому трудовому люду?
Тревога холодила грудь.
Вдруг снова ясно почувствовал, что под ногами у него качнулась земля. Упал бы, если бы не схватился за ветви ольхи. Тряхнуло землю... Неужели вновь разверзается грешная земная твердь, чтобы проглотить их всех? Когда-то уже было такое. При князе Кие и Черне. Тогда открылись пещеры в днепровских кручах...
Со страхом всматривались люди в залитые солнцем улицы Подола. Взгляды всех остановились на пылающем капище.
Из его крыши взлетел в небо светло-жёлтый столб дыма, огня и пыли. Он взвивался вверх, будто какое-то чудовище... расползался вширь... разбрасывал красноватые искры... дышал белыми облаками. В нём гибло старое Волосово капище...
Онемевшая рука Нестора не могла подняться для крестного знамения. Протёр глаза ребром сухой ладони... И в это мгновенье вновь дрогнула земля — молча и неистово... Всё же землетрясение...
За спиной у него кто-то сказал:
— Разгневался Перун... Уходит под землю от нас. Рушатся старые храмы... Люди ведь забросили их...
— Глядите, горит Волосово капище... И там, за Глубочицей, также пожар!
— Это жгут мечники Мономаха! Нерадец ими управляет... Молвят, свирепый, яко зверь...
— Князь Мономах привёз с собой ромейских монахов и попов...
Рушилась, уходила в небытие старая Русь. В пламени догорали остатки обиталищ старых богов и старой веры. На их место должны были встать крепкие каменные храмы, утверждающие силу нового кормчего киевской державы — самовластного и мудрого Владимира Мономаха.
Но что ожидало души людские? Какими зёрнами будут они засеяны — добра или зла? Каким испытаниям шли они навстречу?
Тревожные предчувствия шевелились в изболевшемся сердце Нестора...
Тяжело поднял руку, медленно осенил себя крестом. Да святится имя твоё, златоглавый град Киев! Крепи силу свою и веру — в правду свою и в своё великое грядущее. Тогда — победишь...
...Уже после обеда возвратился Нестор в обитель. Там его ожидал новый игумен Выдубечского монастыря Сильвестр — надёжная опора Владимира Мономаха.
Ирпень — Киев. 1980—1981
КОММЕНТАРИИ
ИВАНЧЕНКО РАИСА ПЕТРОВНА — украинская писательница; автор исторического романа «Гнев Перуна» — яркого эпического полотна, достоверно воссоздающего противоречивую историческую обстановку, политическую атмосферу жизни Киевской Руси в последней трети XI — начале XII в. В центре повествования фигура легендарного летописца Нестора, отстаивающего Словом единство многострадальной Русской земли.