Гнев Севера
Шрифт:
За месяц мы с Бескостным провели больше времени, чем за все прошлые годы. Играли в разные умные и не очень настольные игры, строили планы (в основном Ивар), разговаривали о будущем Англии, как его понимал опять-таки Ивар, обсуждали обоюдно интересные темы, например качество английского оружия.
В общем, сблизились. И не только с Иваром, но и с его ближним кругом, из которого я более-менее знал только Лиса и Гримара.
Войти в круг приближенных Бескостного было лестно. И выгодно. Ивар был щедр по натуре, а со своими — особенно.
А еще с ним было интересно. Ивар Рагнарсон — плоть от плоти этого мира. Там, где мне приходилось думать и сопоставлять, Ивар просто чувствовал. И знал. Например, он знал, что будет владеть Англией. Но не всей. На всю у него не хватит верных людей. А вот его сыновья уже вполне смогут подгрести под себя весь остров. Второй по счету, ведь один, Сёлунд, у них уже был.
Как опытный правитель Ивар понимал, что плохо разбирается в обычаях и психологии своих новых подданных. В частности, христианском менталитете.
От католических священников в этом вопросе толку было немного. Святоши работли по традиционной схеме: сразу начинали грузить превосходством христианства над прочими вероучениями, упирая в первую очередь на чудеса, продемонстрировать которые были не в состоянии. Но то, что вполне прокатывало с английским простонародьем, не годилось для умного и практичного Ивара. Бескостному нужны были доказательства. Чудеса? Отлично. Показываете! Первое время Ивар даже пытался экспериментировать: устраивал особо рьяным испытания наподобие тех, о которых они рассказывали. Увы. Никто не продемонстрировал ожидаемого уровня святости. Единственная польза — развлечение хирдманов. Викинги знали толк в изощренных казнях и ценили новинки. Хотя какие новинки? Скорее, наоборот. Наследие древних времен.
Что же до монахов-просветителей, то их после «испытаний» заметно поубавилось. Я их понимал. Не каждый решится подвергнуться прожарке на медленном огне или еще более неторопливому погружению в кипящее масло.
Ивар тоже был разочарован, ибо Господь на мучения своих последователей внешне никак не отреагировал. Никаких чудес.
А потом Ивару кто-то сообщил, что у меня имеется «карманный» монах, вдобавок вольный, живущий по обычаям северян и свободно говорящий на нашем языке. И конунг тут же потребовал его пред ясны драконьи очи.
Я напрягся. Отказать не мог, но призвал как прикрытие Мурху. Лис отца Бернара уважал, беседовать с ним полюбил с той поры, как мы вытащили монаха из рабской клетки в Оденсе, так что авось подмогнет, не даст дракону скушать моего французского друга.
Все обошлось. Ивару француз понравился. Здоровенный, выправка воинская, бывший шевалье, как-никак. Опять-таки руки в мозолях от весла. Так что свой коронный вопрос по поводу чудес он задал вполне добродушно. Мол, хотелось бы ему, Ивару Рагнарсону, поглядеть на какое-нибудь христианское чудо поубедительнее. Тогда бы, может, он и сам в Христа уверовал.
— А кто ты такой, чтобы Господь ради тебя законы мироздания нарушал? — поинтересовался со свойственным ему бесстрашием отец Бернар.
Ивар не обиделся — удивился.
Как это кто? Великий могучий непобедимый Ивар Рагнарсон! Да он столько христиан и нехристей порешил лично и с помощью верных людей, что у Одина для него персональное кресло за пиршественным столом стоит, героя дожидается.
— Об Одине мне ведомо немногое, — дипломатично ответствовал отец Бернар. — А для Господа Иисуса убиение людей— не заслуга. Жизни человеческие — в Его Руке. И без Его воли никто не умирает.
— А если я вот сейчас горло тебе перережу? — вкрадчиво поинтересовался Ивар.
— Значит, пришел мой срок, — спокойно ответил монах.
Я, впрочем, тоже не забеспокоился. Не станет Ивар такой интересный разговор прерывать.
А вот Мурха все же решил вмешаться.
— Ты говоришь: чудо — нарушение законов мироздания, — сказал он. — Почему?
— Потому что так и есть. То, чего быть не может, но оно есть, — это и есть чудо. Хотя бывают и ложные чудеса, — добавил монах, подумав.
— Это как? — спросил Ивар, уже забывший о своем предложении.
— Когда невежественный крестьянин видит великий храм, он думает, что это чудо. Кажется ему, что людским рукам не создать такое. Однако ж строили храм такие же люди, как он. Божьим попущением, но не чудом. И когда человек думает, что сам храм и есть чудо, то это плохо.
— Почему? — спросил уже Мурха.
— А по мне, ваши храмы — это хорошо, — хохотнул кто-то из ярлов. — Все богатства в одном месте!
Ивар метнул в его сторону недовольный взгляд, и ярл заткнулся.
— Потому что дивится крестьянин не величию Господа, которого он не ведает, а величию храма.
— И что в этом плохого? — спросил уже я.
А что? Мне интересно. Мы на эту тему с отцом Бернаром ни разу не говорили.
— Что есть творение людских рук в сравнении с миром? — задал риторический вопрос бывший шевалье. И тут же привел более доступный пример: — Драккар прекрасен. Всякий увидевший, как летит он по волнам, замрет в восхищении. Но что есть драккар в сравнении с красотой моря? С его мощью, его простором, его гневом? Крохотное семечко, не более.
В палате возник легкий одобрительный ропот. Присутствующие отлично понимали, о чем речь.
— Велик океан, — сказал отец Бернар. — Но великая вера в Господа, в силу Его способна смирить волны. Это чудо, которого ты просишь, Ивар-конунг?
— Пожалуй, — согласился Бескостный. — Я бы согласился взглянуть, как ты усмиряешь шторм.
Отец Бернар засмеялся. Хорошо так, по-доброму.
— Шторм, Ивар-конунг, это испытание. А испытания ты любишь. Зачем тебе в них помощь Господа? Когда ты учишь сына держаться в седле, ты не держишь его за руку, хотя тебе это нетрудно. Почему?