Гнев Тиамат
Шрифт:
В открытой части здания государственного совета, как всегда, шумно и деловито вращался механизм власти. Он, как термитник или улей, не подозревал о гибели королевы. Терезу никто не останавливал, не встречался с ней глазами. Она призраком проскользнула к себе в комнату. Ей хотелось одного: запереть дверь, нырнуть под одеяло и молиться, чтобы проспать до завтра. Или дольше. Лишь бы скрыться из «сейчас».
Но дверь ее комнаты оказалась открыта. Полковник Илич сидел на ее кровати. Он не поднял глаз.
– Где Ондатра? – спросила Тереза.
– В спальне. Ты пропустила
Тереза скрестила руки на груди.
– Я была у отца.
– Я отношусь к этому с уважением, но твой отец хотел бы, чтобы ты выполняла свои обязанности. Все обязанности. В том числе не забывала об образовании. – Илич встал, словно с высоты своего роста мог получить над ней больше власти. – И о завтраке.
– Мне не хотелось есть.
– Это не важно. В такое…
– Опасное время, – подхватила Тереза. – В столь сомнительной ситуации мы должны поддерживать впечатление. Знаю. Только об этом ото всех и слышу.
– Тогда прекрати разыгрывать испорченную паршивку и веди себя как следует, – сказал Илич.
Она не могла оторвать взгляда от его лица, когда губы выговаривали эти слова. Она так привыкла к его самообладанию, профессионализму, вниманию и дружелюбию.
Сейчас на его лице мелькнуло изумление, потом раскаяние заставило поджать губы. А потом возникло удовлетворение. И даже гордость. Это длилось не более нескольких секунд, но рассказало целую повесть.
– Ты, – заговорил он, прежде чем она нашла слова, чтобы швырнуть их в ответ, – дочь верховного консула. Ты – лицо своей семьи. А значит, на тебе держится стабильность империи.
– У сраной империи колеса отваливаются! – выкрикнула Тереза. – Все рушится. Чего вы от меня-то хотите?
Он заговорил тщательно выверенным голосом:
– Я хочу, чтобы ты ела. Хочу, чтобы не пропускала уроков. Хочу, чтобы внушала каждому, кто тебя видит, чувство нормальности, стабильности, спокойствия. Потому что это твой долг перед отцом и империей.
Гнев наполнил ее и распрямил. Тереза не знала, что сейчас скажет. У нее не было ни возражений, ни аргументов, только горевшая в ней неудержимая сила.
– А вам можно целыми днями носиться в поисках Тимоти? Вы доктора Окойе приставили нас учить, потому что все ее дела не так важны, как ваше – добить моего друга? Вы своей работы не делаете, так и нечего учить меня моей. Лицемер!
Илич посмотрел на нее, заглянул в глубину глаз и вдруг хихикнул. Протянул руку и потрепал ее по волосам, как почесал бы за ухом Ондатру. Жест был ласковым и унизительным. Ярость в Терезе захлебнулась и умерла, сменившись огромным стыдом. Она бы предпочла снова рассердиться.
– Бедная ты девочка. Вот отчего это все? Из-за шпиона. Ты за него на меня злишься?
– За все вместе, – буркнула она, но в ее словах уже не ощущалось силы.
– Он не был тебе другом. Он шпион и убийца. Его пещера? Он ее выбрал, чтобы укрыться, когда рванет его атомный заряд. Гора должна была послужить ориентиром для группы эвакуации.
– Неправда.
Он взял ее за плечо, больно прищемил.
– Ты пропустила сегодня занятия. Восполним пропуск. Ты должна кое-что узнать.
Ей были знакомы помещения службы безопасности. Кабинеты, как в любом другом отделе, если не считать попадавшихся иногда бронированных дверей с противовзрывными замками. Имелись и камеры для политзаключенных, только она не знала, содержится ли в них кто-нибудь, кроме Джеймса Холдена. А вот в лаборатории она еще не бывала. Это оказалась просторная комната с высокими потолками и подвижными перегородками, которыми можно было изолировать часть помещения, сделав ее герметичной. Вдоль одной стены выстроились небьющиеся стеклянные колпаки вытяжек с дистанционными манипуляторами. Между столами посередине комнаты были оставлены проходы для специальных тележек с оборудованием: химическим, биологическим, электронным, измерительным… За столами работали полдюжины человек. Перед каждым лежали вещи Тимоти. Вырезанные из дерева инструменты. Его койка. Его ящики и коробки. И даже один из ремонтных дронов, как видно, поврежденных при перестрелке, лежал на столе, немного напоминая убитое животное.
Илич всех выставил, и они остались наедине. Техники, выходя, старались глазеть на Терезу незаметно. Но она видела их любопытство. Что здесь делает дочь верховного консула? Что бы это значило? Их интерес, как тяжелая рука, лег ей на плечи, пригнул книзу.
Когда они остались одни, Илич усадил ее на табуретку одного из сотрудников и принес диск с информацией. Она узнала записи Тимоти, хотя тогда не слишком обращала на них внимание. Илич синхронизировал монитор, вывел директорию файлов и отступил назад, словно предлагая: «Давай, смотри».
Тереза поняла, что ей не хочется.
– Начни с файлов с записями, – сказал Илич. – Поглядим, каким другом был тебе Тимоти.
В записях стояли метки даты и времени. Она не сразу увидела закономерность, но каждая запись была снабжена замечаниями экспертов. Открыв, она поняла, что записи Тимоти соответствуют записям в журналах охраны. Он следил за охраной здания. Изучал распорядок и образ действий. Искал прорехи. И еще он следил за Джеймсом Холденом. Записи о нем были разрозненными, потому что Холден не слишком соблюдал распорядок. Он бродил по саду и помещениям, как ему вздумается, а Тимоти – Амос, его звали Амос – отмечал каждый раз, когда Холден показывался в виду его наблюдательного поста на горе.
Раз добравшись до этих записей, она уже не могла оторваться. Открывала файлы с тактическими схемами и узнавала архитектуру города и здания государственного совета. Нашла анализ радиоактивных выбросов маленьких ядерных устройств. Если их разместить у стены. И если подорвать в городе. Возможно ли пронести их в здание государственного совета? Каждая такая заметка оценивала предположительную смертность и уровень разрушений инфраструктуры. Тереза открыла файл «Протокол эвакуации». На топографическом плане был отмечен основной лагерь беженцев вблизи того места, где они впервые встретились, и дополнительный в дне пути, а Тимоти – Амос – добавил к нему примечания относительно видимой защитной системы каждого лагеря и способов ее устранения.