Гнезда Химер. Хроники Овётганны
Шрифт:
– Не скромничай, Ронхул, – проворчал Куганна. – Ты выучил немало слов за этот вечер. Ты очень способный.
– До сих пор был не очень, – скромно сказал я. – И вообще все зависит не от ученика, а от учителя. Наверное, ты – прирожденный учитель.
– Да, обычно у меня неплохо получается, – с достоинством согласился он.
– Ты научил его говорить по-бунабски? – восхитился Хэхэльф.
Они с Кектом принялись наперебой расхваливать меня и Куганну за то, что мы с пользой провели время.
Эта история закончилась для меня, можно сказать, плачевно: пока все набивали рты свежезажаренным мясом, я был вынужден демонстрировать свои обширные познания. Тыкал пальцем в круглый коврик под собственной
Все мои сны озвучивались исключительно на бунабском языке, так что я проснулся с ощущением, что теперь знаю гораздо больше, чем вчера. Думаю, так оно и было: пока я спал, разрозненные знания, полученные в течение вчерашнего вечера, как-то сами собой распределились по файлам, теперь ими было гораздо удобнее пользоваться.
– Как самочувствие, гений? – весело спросил меня Хэхэльф.
– Абада! – ответствовал я.
Это бунабское слово является настолько универсальным, что вполне может заменить целый язык. Его многочисленные значения располагаются в диапазоне между «гораздо хуже, чем следовало бы» и «все не так плохо, как могло бы быть, поэтому сегодня я не буду никого убивать». В каждом конкретном случае следует обращать внимание на выражение лица собеседника и уметь отличать нормальную бунабскую мрачность от ее экстремальных проявлений. Впрочем, с лицом у меня по-прежнему была беда: непослушная рожа оставалась такой довольной, что драматическое «абада» вполне можно было перевести, как «жизнь прекрасна».
Да она и была вполне прекрасной. Вот уж не думал, что мне может понравиться неторопливое путешествие через бескрайние леса острова Хой, да еще и с такой сомнительной целью, как встреча с неким богом. До сих пор я ни разу в жизни не встречался с богами и, откровенно говоря, не слишком верил в их существование…
Впрочем, я не мучил себя размышлениями: есть ли в природе этот самый Варабайба, или он – просто очень популярный местный миф. «Там видно будет», – равнодушно решил я и даже не потрудился удивиться внезапному приступу мудрости.
Вечером следующего дня на горизонте показалась вершина скалы Агибубы. Она действительно была очень высокой: ее странная вытянутая плоская вершина, придающая скале сходство с буквой «Г», утопала в низких пушистых облаках.
– Почти пришли, да? – восхитился я.
– Завтра на закате будем у ее подножия, – авторитетно подтвердил Куганна.
– А наверх взобраться сложно? – забеспокоился я.
– Да нет, ничего сложного, – отмахнулся он. – Там есть хорошая широкая тропа от подножия к вершине, а на самых крутых участках даже ступеньки в скале выдолблены.
– Говорят, Варабайба сам их выдолбил, чтобы людям бунаба было удобно ходить к нему в гости, – вставил Хэхэльф.
– Что значит – «говорят»? – нахмурился Куганна. – Так оно и было, готов спорить на свою агибубу!
– А как проверять будем, кто победил? – тут же загорелся Хэхэльф.
– Очень просто: у самого Варабайбы и спросим, – рассудительно ответил Куганна. – А что ты поставишь?
– Куртку, – с достоинством ответствовал Хэхэльф. Впрочем, он и сам понимал, что его ставка смехотворно мала.
– Разве что вместе с порцией кумафэги, которую ты носишь в кармане, – фыркнул Куганна.
– Ничего себе! Порция кумафэги и куртка… между прочим, очень хорошая, почти новая куртка
Завязалась продолжительная дискуссия, в которую постепенно втянулся ламна-ку-аку Кект, охотно взявший на себя полномочия незаинтересованного арбитра, а его свита внезапно утратила свою индейскую невозмутимость и взволнованно прислушивалась к разговору. По их лицам было видно, что ребята умирают от желания дать парочку советов спорщикам. Даже равнодушный ко всему толстый жрец изволил поднять веки и с любопытством уставиться на происходящее. В конечном счете было решено, что Хэхэльф тоже должен поставить агибубу, чтобы все было честно. Его приятель Кект согласился стать «спонсором проекта», благо уж он-то вез с собой не меньше десятка сменных агибуб.
61
Муюба – этот неразумный обитатель воды приносит людям немалую пользу: на весь Мир знаменит жир муюбы, без которого практически невозможно вкусно что-либо зажарить. Для того чтобы добыть жир, убивать зверя не нужно. Его «доят» (что-то вроде щекотки, от которой жир начинает выделяться из всех пор муюбы). Это продолжается, пока животное не становится худым, после чего его отпускают. Если муюбу вовремя не подоить, он впадает в бешенство и становится опасным для окружающих. Так что куртка из кожи муюбы – очень дорогая вещь: их убивают редко и неохотно, поскольку выгоднее оставить его в живых и периодически «доить».
– Слушайте, ребята, а о чем, собственно, мы спорили? – растерянно осведомился Хэхэльф, когда переговоры благополучно завершились. – Вы мне так голову заморочили, что я уже забыл…
Если бы наши спутники не были людьми бунабской национальности, после его заявления наверняка раздался бы дружный хохот, но в данном случае мне пришлось смеяться в одиночку. Наградой мне стали снисходительные взгляды наших спутников. Честное слово, они смотрели на меня, как на дикаря! Впрочем, гнилыми овощами все-таки не закидали – и на том спасибо.
Следующий день стал для меня тяжелым испытанием. По мере того как мы приближались к подножию скалы, во мне нарастало беспокойство. До сих пор мне как-то удавалось просто наслаждаться путешествием, не задумываясь о его цели – так можно зачитаться интересным детективом, пока сидишь в приемной у стоматолога, и вздрогнуть только тогда, когда начинает открываться дверь, ведущая в кабинет. Причудливые очертания скалы Агибубы были для меня сродни этой самой медленно открывающейся двери…
Вечером, когда мы разбили лагерь у самого подножия, я уже успел завести себя так, что сердце выпрыгивало из грудной клетки. Я прикладывал невероятные усилия, чтобы мои спутники не заметили, что со мной происходит: ребята были мне симпатичны, и мне ужасно не хотелось опозориться. С грехом пополам мне это удалось. Я вел себя вполне адекватно, даже с напускным энтузиазмом пожевал что-то за ужином, но вот уснуть мне не удавалось очень долго. Лежать и делать вид, что я сплю, еще худо-бедно получалось, но этой дешевой имитацией дело и ограничилось.
– Не спишь? – шепот Куганны свидетельствовал о том, что мой любительский спектакль с треском провалился. Полагаю, грохот ударов моего сердца о ребра раздавался над всей округой, как своего рода колокольный звон.
Я промолчал: вступать в беседу мне не очень-то хотелось – ну о чем можно говорить, когда судьба уже стоит за углом и ты здорово подозреваешь, что в руках у нее скорее топор, чем букет фиалок…
– Знаю, что не спишь, – невозмутимо сказал Куганна. – Я и сам не могу заснуть. Давай выйдем – все лучше, чем здесь в темноте сопеть.