Гномон
Шрифт:
Черт подери.
Мьеликки Нейт откидывается на кровати. И плевать, что это движение пробуждает в синяках память о каблуках Лённрота. Прикоснуться своим сознанием к мыслям Дианы Хантер — это как приложить руку к телу питона на ветке, знакомое живое чувство в чуждом организме. Это ощущение выматывает, будто записанное сознание глубже и реальнее ее собственного. Во время обучения Нейт познакомилась с сознаниями убийц и самоубийц, хирургов и воров. Ни одно из них не обладало такой плотностью. Ближе всех, наверное, были космонавты. Нейт вспоминает этот опыт, одну из самых больших радостей выпускного рода: они сидели с друзьями у длинного стола в Хокстонской академии, вместе воскрешали одни и те же записанные личности, восхищались редкими профессиональными качествами героев Европейского космического агентства. Она вспоминала сварку в открытом космосе, раскаленный добела металл на фоне звезд, а под ногами — бесконечная бездна. Только она не казалась бездной, пока Нейт не вернулась в собственную голову. Для того человека — это было расстояние, которое пришлось пролететь.
Обычно у Нейт почти нет времени для такого личностного туризма, она вообще плохо относится к попыткам превратить переживание пиковых моментов чужих жизней в коммерческое предприятие. Ее радует, что до сих пор все они проваливались. Ее что-то тревожит в самой идее мира, где люди получают удовлетворение от жизни через чужой, опосредованный опыт, хотя Нейт и признает силу контраргументов: чтобы отправить человека в космос, требуются ресурсы высокотехнологичной экономики и вся история науки, так что любой может по праву ждать свою долю этой победы. Космонавты представляют миллионы других людей. И эта мысль возвращает ее к Диане Хантер, в мозгу которой скрывалась не одна подложная жизнь, а целых три. Три миража, уложенные друг на друге, так что провал первого становился входом во второй, и до бесконечности, все глубже и глубже. Эта запись словно зыбучий песок. Можно было бы проспать все эти дни, просмотреть всю цепочку за один долгий сон. Нейт суеверно радуется, что так не сделала. В глубине души она гадает, где бы проснулась и — точнее и куда тревожнее — кем.
Потрясающая защита. Ее создатель не пытался выстроить жесткий барьер, чтобы не допустить вмешательства, не стал создавать хрупкую стену против Свидетеля, но принял правила игры и сформировал глубинную защиту, в которой можно утонуть. Это не случайность и не каприз непредсказуемой реакции на препараты или атипичной психологии. Она сама либо кто-то другой это сделал с полным пониманием: когда — не «если», а «когда» — Свидетель коснется сознания Дианы Хантер, она сможет его запутать.
— Кто была та сумасшедшая, которая победила Свидетеля?
— Бессмысленный вопрос. Система дознания «Свидетель» никогда не сталкивалась с успешным сопротивлением.
— Но кем она была?
— Младшим администратором одной из фирм-субподрядчиков. Аномальный тип сознания. Выяснилось, что она жила в фантастическом мире, который почти целиком совпадал с реальным, но отличался в принципиально важных аспектах. Примите во внимание, это вопрос не веры или личного выбора, а непосредственно переживаемого опыта. Мельчайшее изменение в данном онейрическом психопространстве сделало бы ее совершенно дисфункциональной. Потребовалось серьезное вмешательство, чтобы исправить дефекты в глубинных нейроструктурах.
— Скопируй мне ее файл на случай, если эта история окажется важной.
— Сделано.
Только и всего? Кто-то изучил безумие этой женщины, проанализировал его и воссоздал? Кто же знает столько об устройстве и процедурах Свидетеля? Это сделала сама Хантер или кто-то ей помог? И если второе, то кто? Спору нет, нейробиологические факультеты с заметным теоретическим базисом существуют в двух десятках стран, но практические знания — другое дело. Сколько неудачных попыток потребовалось, чтобы довести этот трюк до совершенства? И что с ними стало?
А главное зачем? Запутать Свидетеля — да, хорошо, но ради чего? Чтобы что-то доказать? Или это тестовый образец для армии неуязвимых и неумолимых врагов? Либо это и есть армия — одна старушка с дурным характером, и весь ее коварный план заключался в том, чтобы умереть?
Если так, возникает тревожный экзистенциальный вопрос. Если процедура допроса стала причиной ее смерти, потому что она не хотела раскрывать свои мысли, и мы не сможем доказать, что они действительно обладали чрезвычайной важностью для национальной безопасности, что это значит? Система предлагает уверенность, через нее — гарантию справедливости и безопасности. Когда уверенности больше нет, справедливость и безопасность тоже под вопросом. Выдержит ли Система такую угрозу своей легитимности? Или попытка ее сохранить выхолостит саму идею Системы?
Если мы сможем наглядно показать такую цель, мысли Дианы Хантер и вправду представляли угрозу для Системы, машина была права. В таком случае под сомнением окажется не легитимность, а эффективность Свидетеля.
Что, конечно, соотносится с идущей сейчас в обществе политической дискуссией. Если бы Диана Хантер находилась под постоянным наблюдением, она не смогла бы разработать такую стратегию в уме, ее бы на этом поймали. Даже одного решения сделать подобное хватило бы, чтобы привлечь к ней внимание Свидетеля, и она была бы жива. В то же время Диана Хантер не была ни рецидивисткой, ни опасной психопаткой. Почему ей должны были заблаговременно вживить чип в голову?
Неужели это самоубийство из принципа?
А если выяснится, что да, насколько это плохо?
Инспектору приходит в голову, что она могла бы скрыть или фальсифицировать результаты своего расследования. Мьеликки Нейт — не машина. Она честная, но не лишена воображения. Она могла бы сразу положить конец всем пересудам. Диана Хантер окажется права, но об этом узнают только она сама и Нейт, а Нейт может пожаловаться на усталость и травматический опыт, попросить удалить это воспоминание. Может пойти против своих принципов ради Системы, чтобы никогда об этом не узнать. В чем-то это даже разумный обмен.
Но она на такое способна не больше, чем взлететь как птица.
Нейт встает и переодевается, затем садится и молча ждет прибытия констеблей. В это время она не размышляет активно. Просто сидит и прислушивается к шуму города за окном, реальному миру вокруг и позволяет телу найти опору для разума, а себе — забыться. В отличие от любого живого напарника, которого можно себе представить, несмотря на то что прошло уже десять минут, затем пятнадцать, а потом и полчаса, Свидетель не испытывает потребности ее беспокоить.
Для возвращения в дом Дианы Хантер Свидетель предоставил ей пару крепких молодцов, рвение которых заставило Нейт почувствовать себя старше. Донован, тот, что повыше, равняется исключительно на нее, — настолько, что, когда они выходят из машины, он уже кажется инспектору странно знакомым. Он из тех людей, что автоматически подстраиваются под манеру речи тех, на кого хотят произвести впечатление, поэтому его естественный лексикон, отстоящий от нее лет на десять, если не больше, сменяется более строгим, какой она учила в школе. Тот, что пониже, Баскин, — по всем параметрам ломовой конек. У него зашкаливающие показатели профпригодности, которые портит лишь низкая способность к нелинейному мышлению. Вопреки расхожему мнению, креативность — навык, которому можно научиться. Несомненно, Система выбрала его, среди прочего учитывая вероятность того, что несколько часов с инспектором Нейт при расследовании сложного дела повлияют на его способ мышления.