Гномон
Шрифт:
Нейт закатывает глаза и сообщает Кин, что входить не нужно, и та, разумеется, входит. Вся сцена — абсолютно в ее стиле: сперва заставила Нейт сказать, что с ней все хорошо, и поверить в это, а потом мягко воспользовалась прерогативой своей должности и вошла, но так, чтобы оставаться лишь подругой и коллегой. Уорент-офицер Кин так же хорошо знает свое дело, как детектив Нейт свое. Но человек она на удивление непрояснимый. А Нейт как инспектор Свидетеля терпеть не может непроясненность.
Кин живет в обществе тотального наблюдения, но умудряется оставаться непонятной. Будто свой характер, свое «я» она спрятала в голове так глубоко, что все ее внешние проявления ничем не выделяются, остаются невыразительными. Нейт видела ее невыразительно озабоченной, невыразительно оживленной, невыразительно сочувствующей. Она ее
Лишь однажды Нейт видела, как Кин сделала что-то искренне, от всего сердца, так что на миг показался ее настоящий характер. Это случилось на новогоднем корпоративе для сотрудников Свидетеля. Все пришли с семьями, гудели и радостно растекались по снятому для этого случая помещению на Парк-Лейн, оформленному под альбом «Битлз». У стены застыл маленький мальчик в голубом плаще с капюшоном — несчастный и одинокий, между детским уголком, где показывали кино, и группками взрослых, рассевшихся на оранжевых пластиковых стульях и белых яйцеобразных креслах. У нее на глазах первый приступ отчаяния заставил мальчика скривить губы, вот-вот хлынут слезы.
Нейт обратилась к Системе с запросом о лучшей стратегии вмешательства, но увидела, как к нему подошла Кин — с жареной креветкой на палочке в одной руке и стаканом бурбона в другой — и опустилась на одно колено. Одним невероятно ловким движением она поставила на землю стакан и положила на него закуску, затем ее длинные пальцы сняли со стеклянного столика колоду карт. Повернувшись к ребенку, она пустила карты ручьем из одной руки в другую, а потом запустила их обратно, снизу вверх, будто обратила время вспять. Нейт ждала, что Кин предложит мальчику выбрать карту, а потом поняла, что та не станет этого делать. Представление ничего не требовало от целевой аудитории. Не было интерактивным. Это подарок. Мальчик сразу это понял и обрадовался. Между ними возник взаимный договор, и Кин добилась от него полного сотрудничества, даже не попросив об этом.
Кин выложила на полу змейку, которая вывернулась сперва в одну сторону, затем в другую, а потом смахнула карты рукой так, что они сложились в веер. Одно незаметное движение — и они будто испарились, а потом вдруг снова возникли, но уже в своей картонной упаковке, которую Кин вручила маленькому зрителю. Мальчик принял подарок, а Кин взамен получила от него какое-то признание — тайное желание, вопрос, старый кошмар — и в тот же миг его разрешила. Мальчик заулыбался и, не сказав спасибо, умчался обратно к другим, и на миг Кин казалась очень довольной. Выражение лица не изменилось, когда Нейт перехватила взгляд Кин, но все равно инспектор почувствовала, что настоящая женщина снова ушла на дно, и поняла, что не стоит упоминать о картах и мальчике, когда они столкнулись у фуршетного стола через несколько минут.
Кин непринужденно (и без приглашения) уселась у нее на диване, принесла невыразительную коробку шоколадных конфет среднего размера и фруктовый сок, который можно пить, пока уорент-офицер позаботится о том, чтобы инспектор не вернулась к работе раньше, чем следует.
— Со мной все в порядке, Пиппа, — повторяет Нейт.
— Я знаю, — улыбается Кин, прежде чем перейти к формальному опросу, которого Нейт и так ждала. Нет провалов в прошлое? Руки не дрожат? Нет галлюцинаций? Нет дезориентации, внезапных приступов горя, страхов? Не возникает жгучего и сильного желания отомстить?
Нет, нет, нет, нет и так далее.
Кин внимательно смотрит в лицо Нейт, пока та дает честные ответы на скучные вопросы, а затем решает, что этого довольно, ставит мокрую печать на подтверждении боеготовности инспектора и затевает пустой разговор о последних новостях. Поскольку злоключения самой Нейт заняли место последних новостей на нескольких крупных сайтах, оставалось обратиться к единственной теме, которая могла с ней соперничать, — обсудить билль о наблюдении. Кин, как и Нейт, хочет поддержать осторожный подход, но еще не приняла окончательного решения. Она говорит, слишком много вокруг шуму. Слишком много криков и мало мыслей. Возмущенная девушка из Лотиана написала искрометный текст, разносивший в пух и прах саму идею имплантатов. Он разошелся по социальным сетям вчера вечером, а утром вызвал серию решительных возражений от сторонников быстрейшего и полного введения процедуры, потому что, мол, это вопрос равного доступа всех граждан к развитию общества будущего. Кин отправляет первый текст на терминал Нейт, но к нему столько обращений, что частный сервер, где он хранится, упал, так что девушка стала жертвой своей нежданной славы. Кин говорит, что, наверное, стоит положить билль под сукно, пока не появится рабочий прототип и конкретный случай применения. Ведь даже Система не может заставить людей вести себя более рационально. Инспектор возражает. Так следует делать, даже если нам это не нравится.
На этом неприметная, но вполне узнаваемая проверка способности инспектора сосредоточиться, обдумать и сформулировать свои мысли закончилась, и Кин невыразительно попрощалась. У дверей она пожимает Нейт руку, и та, как всегда, вспоминает карточный трюк, прикасаясь к сухой коже ее ладони.
Только потом Нейт понимает, что солгала, точнее, слегка соврала, и непреднамеренно. Вспышка воспоминаний Бекеле в доме Дианы Хантер, в общем, не были галлюцинацией. И за провал в прошлое его, наверное, принять нельзя — просто внезапное и мощное воспроизведение имплантированной памяти. Обоняние ведь сильнее всего связано с механизмами памяти.
За четыре дня она просмотрела почти тридцать часов записей «Гномона». Тело кажется неудобным, где-то тесным, где-то слишком просторным. Одежда натирает. Ей нужно как следует отдохнуть, а потом снова браться за дело. Предельная усталость не должна отвлекать от работы.
Она тихонько вздыхает, думая о мужчине с собакой. О всех мужчинах с собаками.
Ничто не отвлекает ее от работы.
В те же допотопные времена, когда дом инспектора обзавелся своим бессонным неоновым украшением, у полицейских были специальные доски, на которых они закрепляли вырезки и фотографии, чтобы визуализировать ход расследования, причины и следствия, связи между проходившими по делу людьми. Нейт кажется, что такой способ предполагает линейное восприятие мотивов, затрудняет выражение многомерных и часто противоречивых извивов человеческой хитрости. Современные технологии, разумеется, улучшили его: у Нейт тоже есть такая доска, но изображение проецируется на белую оштукатуренную стену у нее дома, а вся информация содержится в Системе. Каждый отдельный документ можно найти в поиске и присвоить ему отметку; она может по своему желанию выбрать любую часть схемы и сделать ее вершиной дерева, чтобы все остальные перестроились, ответвились от главного побегами и спутанными пасмами скверных поступков. «Перевернуть дело с ног на голову» — старый совет любому сыщику, чье расследование зашло в тупик, но лишь недавно такая опция появилась в выпадающем меню.
Сейчас, кроме факта смерти Дианы Хантер под арестом и официальных документов, на стене Нейт приколот Лённрот — в красной рамочке, с меткой «опасен». Теперь она без какого-то порядка добавляет новые ключевые слова: «огненные судьи» и «огненный хребет», «проходить сквозь стены», «чертог Исиды» и «универсальный растворитель (алкагест)». Пусть Свидетель их свяжет, как сумеет.
Что он и делает, конечно, самым безупречным и тщательным образом. На левой части доски-стены появляются ссылки, написанные мелким шрифтом. Небрежным жестом она смахивает их в сторону, но потом вызывает обратно: что-то в псевдодвижении привлекло ее внимание. Нейт увеличивает текст и прокручивает примечания. Видела, видела, не важно, не важно, видела.
Вот. И в конце концов она оказалась настежь открыта машине, будто та нарезала ее личность на страницы, пришила их к хребту и начала перелистывать.
— Что это?
— Выдержка из записи допроса Дианы Хантер, — чопорно отвечает Свидетель.
— Просто потому, что в ней есть слово «хребет»?
— Релевантность растяжима.
Что правда, то правда. Нейт терпеливо ждет дальнейших разъяснений, но машина молчит. Инспектор еще некоторое время смотрит на текст, затем отодвигает его в сторону и вводит имена кардинальных персонажей воображаемого мира Дианы Хантер: Кириакос, Афинаида, Берихун Бекеле.