«Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса
Шрифт:
С Сикорским они вынуждены были считаться как с государственным деятелем, вынуждены были уважать его большой авторитет на международной арене и в Польше. Иное дело Андерс: он был ничто, и ничего собой не представлял, зависел только от англичан, и они могли с ним делать, что хотели и как хотели, — он послушно выполнял их волю.
Поэтому в разговорах все чаще стали раздаваться жалобы на Сикорского, что он мешает, осложняет жизнь. Андерс несколько раз обращался к Гулльсу за советом: что сделать, чтобы лишить Сикорского поста Верховного Главнокомандующего. Он-де не подходит для этого поста, не знает, как вести войну, ибо кроме кампании двадцатого года, ни в какой
Когда я все это слушал, у меня создавалось впечатление, что подобные мысли исходили не столько от самого Андерса, сколько от Гулльса.
Наконец после многократных разговоров на эту тему, была достигнута (почти под диктовку Гулльса) договоренность, что Андерс пошлет на имя президента Рачкевича письмо, в котором будет требовать снятия Сикорского с поста Верховного Главнокомандующего. Написав это письмо, Андерс дал его на просмотр Гулльсу, чтобы получить его одобрение.
Зайдя однажды к Андерсу на завтрак, я застал Гулльса, который, как оказалось, всегда завтракал с ним. Англичанин рассуждал о том, кого направить к президенту Рачкевичу с письмом, кто мог бы спокойно его вручить и без осложнений вернуться. Считалось возможным, что посланец будет даже арестован Сикорским за подобного рода выходку.
После долгих размышлений Гулльс решил, что в Лондон полетит Казимеж Висьневский, заместитель начальника штаба. Там он явится в английскую разведку, которая уже будет о нем знать и обеспечит его безопасность. Не ограничившись этим, Гулльс указал также, где и к кому Висьневский должен обращаться, чтобы обеспечить себе средства передвижения и безопасность — как по пути в Англию, так и в Лондоне.
Должен заметить, что выбор пал на Висьневского не случайно. Он еще до войны служил в штабе Соснковского и являлся большим поклонником последнего. Сейчас он был довольно активным деятелем санации, имел задание наладить взаимоотношения между теми своими единомышленниками, которые окопались в Лондоне, и теми, которые находились на Ближнем Востоке вместе с Андерсом.
Достоверно зная о задуманной Андерсом и согласованной с англичанами акции, понимая, что она практически подготовлена англичанами, и имея возможность пользоваться самолетом, который постоянно летал в Каир, Тегеран или Палестину, я специально вылетел к профессору Коту. Это было в начале марта 1943 года. Я прилетел в Каир и сообщил Коту, что хочу с ним встретиться. Он пришел ко мне в «Шепердс-отель», где я остановился.
Я рассказал профессору, что Андерс по наущению Гулльса со специальным курьером направляет письмо Рачкевичу, в котором требует снятия Сикорского с поста Верховного Главнокомандующего. При этом я подчеркнул, что англичане обеспечили курьеру перелет в Лондон и обратно. Они зашли так далеко, что на случай, если бы Сикорский захотел задержать Висьневского, гарантировали ему полную безнаказанность, обещая благополучное возвращение к Андерсу.
Кот отнюдь не был удивлен моим сообщением. Он лишь недоумевал, почему Андерс так спешит с устранением Сикорского. Из его дальнейших высказываний вытекало, что он лично действительно видит в лице Андерса преемника Сикорского, однако смена должна произойти, по его мнению, лишь через несколько лет.
Я был поражен таким ходом рассуждений.
Наконец, после нескольких часов беседы, когда я доказал, что в смещении Сикорского Андерс тесно сотрудничает с санацией, Кот заявил мне, что если Андерс хочет, чтобы Соснковский стал премьером, а он верховным главнокомандующим, то из этих планов ничего не выйдет. Англичане недолюбливают Соснковского и не согласятся на то, чтобы он был премьером, а следовательно, и Андерс не может стать верховным главнокомандующим.
Когда же я указал на предельно тесное сотрудничество англичан с Андерсом, отметив, что это даже нечто большее, чем только сотрудничество, что речь идет о вмешательстве англичан в наши внутренние дела, поскольку они провоцируют интриги и трения в нашей среде, Кот явно старался преуменьшить мои опасения, подчеркивая: «Они могут заниматься такими делами для каких-то своих надобностей, но не стоит придавать этому значения».
Как я убедился позже, Кот из всех тех сообщений, которые от меня получил, постарался извлечь как можно больше пользы лишь для себя.
Через несколько дней после этого разговора подполковник Висьневский по пути в Лондон остановился в Каире. А пятью днями позже Кот был вызван к Сикорскому.
Перед отлетом он направил Андерсу телеграмму, полную славословия и пожеланий, чтобы под его замечательным командованием Войско Польское развивалось, набирало сил и чтобы он благополучно довел его до Польши.
Воспользовавшись случаем, приведу еще одну столь же льстивую телеграмму, посланную Котом Андерсу:
«…В день вашего рождения от себя лично и от сотрудников посольства шлю вам, господин генерал, самые сердечные пожелания. Радуюсь, что счастливая звезда Польши сосредоточила в ваших руках все наши военные усилия на Востоке, верю, что вы поведете на родину наше войско и легенда о ваших походах и делах будет одной из самых замечательных в истории.
Андерс хранил эти «бумажки», как он их называл, для того чтобы при надобности показывать.
Когда Кот после прибытия в Лондон явился к Сикорскому, тот, не скрывая своего огромного возмущения, показал ему письмо Андерса к Рачкевичу, воскликнув при этом: «Вот он, твой хваленый Андерс!» Кот прочитал и обалдел. Но даже и теперь он не пошел на то, чтобы честно рассказать всю правду об Андерсе, о его происках и намерениях. И на сей раз он остался тем, чем был всегда, — малодушным интриганом.
У нас в это время все обстояло как будто нормально. Вечеринка за вечеринкой, одна лучше другой, с каждым разом все расточительней, все изысканней и все оригинальней.
И при всем этом — непрекращающиеся интриги и взаимное подсиживание.
Поскольку такая роскошная жизнь требовала значительных расходов, то на нее тратились казенные деньги — конечно, без отчета.
Вид восточной роскоши, богатство дворцов, комфортабельные условия усилили аппетиты Андерса. Он понимал: все то, что его окружает, — временно, рано или поздно кончится, а к обычному образу жизни ему возвращаться не хотелось. По его разумению, это было унизительным. Поэтому нужно было сейчас так обеспечить себя, чтобы продлить роскошную жизнь на долгое время. Конъюнктура этому благоприятствовала, и Андерс начал заниматься «самообеспечением».
Поначалу он скупал брильянты, а затем уже без всякого стеснения стал переводить казенные деньги в заграничные банки на свое имя. Первый брильянт Андерс купил в Каире. Стоил он триста шестьдесят фунтов стерлингов. Это был довольно красивый камень в три с половиной карата. Генерал распорядился вставить его в свой золотой портсигар (приобретенный, как уже известно читателю, еще в Москве, тоже на казенные деньги).
Через две-три недели он купил второй брильянт, еще более дорогой и красивый. Этот стоил пятьсот пятьдесят фунтов и весил пять каратов. Андерс велел вделать его в перстень и стал его носить.