Гобелен
Шрифт:
— Да нет, речь не о фитнесе — она просто выставляет напоказ свое тело, надев минимум спортивной одежды.
Тобиас провел ее через просторную гостиную, которая перестала походить на притон. Возле высоких окон, закрытых шелковыми занавесками цвета слоновой кости, стоял рояль темного полированного дерева.
На кухне Тобиас предложил ей присесть на один из желтых металлических стульев с хромированными ножками. Стулья были изысканными, но ужасно неудобными. Она молча наблюдала, как он возится с кофейным автоматом из нержавеющей стали, насыпая в него
— По утрам я пью крепкий кофе. Надеюсь, у вас хорошее сердце.
Мадлен расслабилась, несмотря на холодный металл стула. Оказалось, что у них с Тобиасом есть нечто общее. Она улыбнулась, когда он сказал «утро» — на улице уже начинало темнеть.
— Я только что вернулась из Англии, поэтому отвыкла относиться к хорошему кофе как к чему-то естественному.
— Это правда, англичане понятия не имеют, как варить кофе. У вас был отпуск?
— Моя мать умерла. Она была англичанкой.
— О, дорогая, извините. Я не знал. Но теперь мне кое-что понятно…
— Что именно?
— Аура трагедии. С вашими скорбными глазами и великолепными рыжими волосами вы похожи на «Леди из Шалот» [34] . Ваша мать болела?
Мадлен пожала плечами.
— Мы ничего не знали, хотя она страдала от ужасных мигреней. Она умерла от аневризмы — так говорят врачи. Мама давно рассталась с моим отцом и уехала, чтобы преподавать в Лондоне, где она выросла. Три года назад она ушла на пенсию и перебралась в Кентербери.
34
«Леди из Шалот» (1888 г.) — одна из самых известных картин английского художника Джона Уильяма Уотерхауса. Посвящена поэме Альфреда Теннисона «Волшебница Шалот».
Тобиас сочувственно кивнул.
— А теперь вы чувствуете вину из-за того, что вас не было рядом, когда она умерла? Но, дорогая, смерть — это очень личное переживание. Оно принадлежит лишь тому, кто умирает, хотя живым всегда кажется, что это не так. У меня имеется некоторый опыт.
На мгновение лицо Тобиаса опечалилось, а его взгляд обратился к фотографиям, висевшим на холодильнике.
— Теперь я считаю, что эго заставляет нас думать, будто смерть близкого человека имеет к нам отношение. Эго — это проклятие человечества, но оно спасает нас от посредственности…
Тобиас быстро вышел из кухни, а Мадлен посмотрела на холодильник, на дверце которого было множество фотографий Тобиаса с друзьями — многие из них были совсем юными. На двух из них Тобиас целовался с мужчинами в губы. Должно быть, подумала Мадлен, он голубой. Луиза, скорее всего, лишь друг. Затем она вспомнила, что во всех квартирах дома всего по одной спальне, а еще сообразила, что ни разу не видела Луизу. Возможно, ее попросту не существует. И писем, адресованных не Тобиасу, она не видела.
Тобиас вернулся с керамической чашей и поставил ее на стол. В чаше была марихуана и принадлежности для ее курения. Он уселся на стул. Интересно, подумала Мадлен, как он может сидеть на металлическом стуле в кимоно? Однако Тобиаса совершенно не смущал прозрачный халат. Пожалуй, эксгибиционистом был он сам, а не Луиза. Мадлен вновь отвела глаза.
Тобиас зевнул и принялся сворачивать сигарету с марихуаной.
— Я так понимаю, вы целыми днями сидите взаперти в своей мансарде и читаете о средневековой принцессе?
Он зажег сигарету и глубоко затянулся.
Тобиас предложил сделать затяжку и ей, но Мадлен отказалась. Конечно, ей хотелось хотя бы на время отрешиться от проблем, но сейчас ей требовались все клеточки ее серого вещества. Мадлен решила, что упоминание Тобиаса о средневековой принцессе носило скорее общий, чем определенный, характер и у нее нет оснований для подозрений.
— Мне понравился ваш приятель, — продолжил Тобиас, делая очередную затяжку. — Я видел его на прошлой неделе на концерте в Париже. Мы не разговаривали, я просто заметил его издалека. Трудно пропустить эти нордические широкие скулы! К тому же он вращается в нужных кругах.
— Он вовсе не мой приятель… я его едва знаю.
— В таком случае нет смысла ничего утаивать — он был с роскошной блондинкой.
Мадлен скрыла свое разочарование, спросив:
— А что значит — вращается в нужных кругах?
— Он был с Рене Девро — крупным коллекционером антиквариата. Говорят, что в списке его клиентов значится Ватикан…
Громко зашумел кофе в автомате, имеющем форму пули, и Тобиас встал, чтобы разлить его по чашкам. При этом его кимоно вновь распахнулось, обнажив белые стройные ноги и бедра, как будто созданные для шелковых чулок. Без тени смущения Тобиас снова завязал пояс и налил кипящую черную жидкость в две треугольные чашки из нержавеющей стали.
— Молоко? Сахар?
Мадлен отвлеклась. Связь Карла с Рене Девро встревожила ее.
— Нет, черный, пожалуйста.
Все дело в том, что он случайно видел дневник, сказала она себе. Из того, что Карл знаком с одним из самых знаменитых коллекционеров Франции, еще не следует, что он разбирается в антиквариате. Однако тревога не проходила, и она едва слушала Тобиаса, который описывал собрание «красивых людей» на парижском концерте.
Вернувшись к себе, Мадлен почувствовала, как забилось сердце — то ли из-за крепкого кофе, сваренного Тобиасом, то ли из-за его откровений о Карле. Возможно, сердцебиение было вызвано обеими причинами.
На автоответчике было несколько сообщений, в том числе два от Питера, который напрочь забыл, что она уехала в Кентербери. Впрочем, этого следовало ожидать — Мадлен привыкла, что она не является значительным фактором в его занятой жизни. Это, а также заявление Тобиаса о том, что он видел Карла с роскошной блондинкой, окончательно испортило ей настроение. Если он действительно связан с миром антиквариата, то его телефонный звонок с предложением встретиться был исключительно профессиональным интересом.