Гобелен
Шрифт:
В Итальянском квартале воздух был наполнен звоном бокалов и постукиванием столовых приборов, которые доносились из ресторанчиков, мимо которых проходила Мадлен. Ароматы чеснока, помидоров и свежего базилика заставили ее вспомнить, что она голодна.
В ресторане, где они с отцом должны были встретиться, жаровни стояли на тротуарах, а накрахмаленные скатерти на столах сияли белизной. Мадлен заказала бутылку мерло и хлеб и стала наблюдать за прохожими.
Когда появился Жан, она вгляделась ему в лицо, опасаясь увидеть след запущенной болезни. Однако он хорошо выглядел, и Мадлен испытала
Жан сохранял прежнюю уверенность невероятно красивого человека. Она присутствовала в посадке его головы и взгляде. Хотя жесткая линия волевого подбородка слегка смягчилась, а кожа на лице потеряла прежнюю безупречность, он оставался красивым мужчиной и вел себя соответствующим образом.
Он наклонился, чтобы расцеловать дочь в обе щеки, и Мадлен сразу же поняла, что у него появилась новая любовница. Для встречи со старыми любовницами — и с дочерью — он не стал бы пользоваться одеколоном.
— Как ты, Мэдди? Как все… прошло?
Не глядя на нее, Жан подлил вина в ее бокал, потом налил себе.
Прежде они никогда не говорили о Лидии. Иногда Жан спрашивал о ней, но подробности его не интересовали. Между отцом и дочерью существовала молчаливая договоренность.
Мадлен глубоко вздохнула и коротко рассказала о похоронах. Жан откинулся на спинку стула и сделал глоток вина.
— Ты ничего не должна мне рассказывать прямо сейчас, если не хочешь. Я уверен, что все это тебе очень… трудно. Я не стану на тебя давить.
В этих словах прозвучало очень многое. Мадлен достаточно хорошо знала отца, чтобы понять — сейчас он хотел услышать все, что она могла ему сказать. Смерть меняет людей, открывая новые изменения не только для умерших, но и для живых. Стал ли Жан чувствовать себя ближе к Лидии после ее смерти, чем в последние годы их брака? И вновь Мадлен ощутила давление непролитых слез. Но сейчас не время плакать — от беспомощности Жана ей станет еще труднее.
Она вздохнула и сделала еще глоток вина, понимая, что отец хочет услышать, как все произошло.
— Она жила в очень милом викторианском коттедже с садом, выходящим на канал… Постоянно была занята. Мне кажется, она была счастлива.
— Во всяком случае, счастливее, чем когда мы жили вместе, — кивнув, сказал Жан. — Я не смог сделать ее счастливой.
Он провел рукой по гриве густых каштановых волос, в которых проглядывала седина.
Мадлен не нашлась что сказать. Это была правда. Жан пожал плечами.
— Я плохо понимаю женское подсознание, Мадлен. Твоя мать сказала однажды, что я людям предпочитаю тайны галактик, а я ответил, что действительно больше люблю иметь дело с наукой. Наука не подвержена влиянию эмоций, она подчиняется универсальным законам пространства и времени…
Прежде чем Жан успел погрузиться в философию физики, Мадлен положила ладонь на руку отца и сжала ее. Он посмотрел на нее и слабо улыбнулся. Иногда ей нравилось обсуждать с ним его «великие» идеи — как он когда-то делал это с Лидией, — но только не сегодня.
Хорошенькая юная официантка приняла у них заказ, и Жан оживился, вернувшись к более знакомому образу стареющего Казановы.
Официантка ушла, и он принялся задумчиво вертеть в руке ножку бокала.
— Когда мы с твоей матерью были молоды и вместе отправились в Англию, мне подумалось, что Лидия поступила правильно, оставив там свою душу. У меня это вызывало клаустрофобию — всем все известно, вплоть до размера твоей обуви. Но теперь я понимаю, что Лидии этого не хватало. Там был ее дом.
— Очень красивый дом, — добавила Мадлен.
— Но не такой красивый, как все это! — воскликнул Жан, показывая на блистающие улицы Парижа.
— Да, там все иначе, — ответила Мадлен.
Жан задумчиво кивнул, словно только теперь начал понимать.
ГЛАВА 10
— Доброе утро, Филипп.
Филипп, пытаясь стать как можно незаметнее, делал вид, что углубился в толстый том «Истории военного дела Средних веков».
— Думаю, вы можете мне помочь. Меня интересуют кое-какие сведения о вторжении в Британию Вильгельма Нормандского в тысяча шестьдесят четвертом году. — Мадлен была неумолима.
Он зашевелился. Упоминание даже о незначительном сражении, происходившем более чем четыреста лет назад, гарантировало внимание Филиппа.
— Доброе утро, Мадлен, я не слышал, как вы вошли. Говорите, тысяча шестьдесят четвертый год?
Он снял очки и принялся тщательно протирать их рукавом серого кардигана, потом откашлялся, переложил с места на место какие-то бумаги и вновь надел очки.
Мадлен повернулась к своему компьютеру и начала доставать вещи из сумки, чтобы сделать вид, что все это ее не слишком занимает.
— Да, меня всегда завораживал гобелен Байе — он ведь вам хорошо известен?
Мадлен хотела говорить с Филиппом на его языке и была уверена, что не обманется в своих ожиданиях.
Глаза Филиппа засияли.
— Да, Вильгельм и Гарольд неожиданно объединили силы, чтобы атаковать графа Конана, но ведь гобелен Байе знаменит вовсе не описанием вторжения в Бретань. Превосходное изложение битвы при Гастингсе, просто превосходное, хотя и не хватает технических деталей. Встает вопрос о саксонских лучниках. Просто завораживает. Всего один лучник-сакс, если верить гобелену, — мне это всегда казалось странным. Конечно, это просто символика. И все же нет оснований считать, что в битве при Гастингсе были лучники, во всяком случае, у саксов… Двадцать девять норманнских лучников на всем гобелене — шесть в главной его части и двадцать три внизу. Мне кажется особенно странным, что художник изобразил стрелу относительно лука с неправильной стороны. Ошибка, невозможная для мужчины. Нужно отдать должное саксам (Филипп продолжал называть англичан «саксами») за их стойкость при обороне, хотя…
— Что вы хотите сказать, Филипп?
— Ну, если учесть соотношение сил — норманны, естественно, сражались верхом — оборона саксов…
Мадлен вновь быстро его перебила:
— Я имела в виду художника.
— Да, он не мог быть мужчиной. Даже монахи знали, что такое лук и стрелы. Когда дело доходило до сражений, в них участвовали все, от последнего свинопаса до священника. А тот, кто делал эскиз для гобелена, не имел о сражениях ни малейшего представления.