Гобелен
Шрифт:
— Кажется, да.
— Ну так вот, мне удалось кое-что расшифровать. Что вам известно о руническом алфавите?
— Немногое. Я знаю, что с его помощью писали церковные манускрипты и поэмы.
— А вы можете его читать?
— Господи, нет, конечно. А вы?
— Если очень постараться… впрочем, мне повезло. Я провел две ночи над этим манускриптом. Я и сам не понимаю, почему решил им заняться — сначала собирался отправить его в Лондон вместе с другими документами. Так или иначе, но вчера я сходил в библиотеку и взял там пару книг, чтобы убедиться, что стою на правильном пути.
Мадлен почувствовала, как ее начинает охватывать
— И? — едва слышно спросила она.
— И я не намерен ничего вам рассказывать до тех пор, пока не продвинусь еще немного вперед. Возможно, я очень сильно ошибаюсь. Мне ужасно хочется продолжить работу днем, пока я в подвале, но это не совсем правильно. Видит бог, у меня и без того полно забот, чтобы возиться столько времени с одним манускриптом.
— Я понимаю ваши чувства.
Мадлен пришлось взять себя в руки. Сейчас был самый подходящий момент рассказать Николасу о дневнике. Ей ужасно этого хотелось. К тому же он оказал доверие ей.
— В самом деле?
Наступила многозначительная пауза. Николас явно ждал, что Мадлен продолжит.
— В последнее время мне пришлось проверить очень много студенческих работ, — быстро добавила она.
Искушение отступило. Конечно, она не станет ничего ему рассказывать. Кроме того, сестры Бродер потребовали, чтобы она хранила существование дневника в тайне. А она уже нарушила их доверие и проболталась о дневнике Розе.
— Наверное, это скучное занятие — я бы предпочел расшифровку рунических посланий.
— Я тоже! — рассмеялась Мадлен.
— Кстати, теперь я могу сказать о второй причине моего звонка. Как вы смотрите на то, чтобы провести пасхальные каникулы в Кентербери? У вас ведь тоже будут праздники. Мне бы очень хотелось показать вам манускрипт. — Голос Николаса зазвучал таинственно. — Я знаю, вам придется преодолеть значительное расстояние, да и стоить это будет немало, но я могу встретить вас в Гатвике [39] . До него всего час езды. В любом случае подумайте о такой возможности.
39
Крупный международный аэропорт в Лондоне.
Мадлен сразу приняла решение.
— Я бы с удовольствием посмотрела на этот документ.
Пока не стоит говорить о том, что ей хочется с ним встретиться.
— И я бы хотел вам его показать. И кроме того, я с радостью повидаюсь с вами, — ответил Николас.
Сердце Мадлен дрогнуло. Людям не следовало так разговаривать с ней сейчас. Ей ужасно захотелось заплакать. Она посмотрела на часы и поняла, что сильно опаздывает на лекцию.
— Мне нужно идти, пока никто из моих студентов не обратился в администрацию, чтобы выяснить, продолжаю ли я оставаться их преподавателем. Такое уже случалось.
— Хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы вы потеряли работу.
— Сейчас это было бы не так уж и плохо.
— Боюсь, вы преувеличиваете, — сухо заметил он. — Позвоните мне, когда будет ясность с билетами.
Мадлен положила трубку, подхватила рюкзак и помчалась на лекцию. Она опаздывала.
Когда она шла через двор к аудитории, в голове у нее мешались самые разные мысли. О каком таинственном документе говорил Николас? К тому же она не знала, чего ей больше хочется — увидеть руны или Николаса? Все только потому, что ей приятно проводить время в его обществе, напомнила она себе. Было бы глупо влюбиться в такого человека — ведь он типичный одиночка. Питер был таким же, и это принесло ей множество страданий. Кроме того, Николас ей не слишком нравился — ее привлекал лишь образ его мышления.
Она не заметила Розу, которая поспешно шагала к ней через лужайку, пока не столкнулась с ней. Роза была одета в вишнево-красную шерстяную куртку с меховым воротником, а помада на поджатых губах по цвету полностью соответствовала куртке.
— Где ты была, черт побери?
— Я ужасно опаздываю, Роза, позвоню вечером!
Но Розу было не так легко сбить с толку.
— Я сама тебе позвоню. Ты забудешь. Мне надо кое о чем поговорить с тобой.
— Ладно, теперь я могу идти?
Роза отступила в сторону.
И только после того, как Мадлен открыла дверь аудитории, она вспомнила, что забыла эссе на столе.
Сумерки еще не успели сгуститься, когда Мадлен вошла в квартиру. И сразу же зазвонил телефон. Но это была не Роза, а Джоан Дэвидсон.
— Привет, Мадлен, рада, что удалось застать тебя. Никак не могу привыкнуть разговаривать с автоответчиком. Как дела?
— Все в порядке. Ну… бывает по-всякому.
— Конечно. Так всегда, когда у тебя горе, — иногда думаешь, что умрешь от страшной боли, а порой кажется, что онемело все. Даже не знаю, что хуже.
— Я тоже.
— Мадлен, боюсь, мне не удалось добиться серьезных успехов в архиве, хотя твоя мать побывала в Кью и заказала исследование несколько месяцев назад. Могу лишь сказать, что компания Бродье действительно существовала до Елизаветинской хартии и что Лидия нашла соответствующие записи в церковном приходе. В описи имущества богатых семей в четырнадцатом и пятнадцатом веках упоминаются несколько вышивок с торговой маркой компании. В какое-то время, между тринадцатым и четырнадцатым веком, декоративная вышивка пришла в упадок — «черная смерть» [40] , множество войн в Европе… Тюдоры оживили торговлю в Англии — им нравились богато украшенные ткани. Сохранилась опись тысяча пятьсот тридцатого года, в которой перечислены вещи из будуара Катерины Арагонской — подушки и гобелены из вышитого шелка, бархат, украшенный серебряной нитью. И все эти вещи были заказаны у компании Бродье!
40
Название чумы в средневековой Европе.
Мадлен слушала не слишком внимательно.
— Вы сказали, что моя мать посещала Государственный архив?
— Верно. В Кью, в Лондоне.
Поблагодарив Джоан и повесив трубку, Мадлен присела на диван. Она сняла сапоги на высоких каблуках, и это заняло гораздо больше времени, чем если бы она делала это стоя. Однако она слишком устала. Мадлен уже и не помнила, когда она чувствовала себя столь же измученной. Казалось, ее ноги и руки налились свинцом.
Значит, Лидия побывала в Кью. Похоже, именно там она видела завещание Элизабет Бродье. Мадлен долго неподвижно сидела на диване, пока вновь не зазвонил телефон, но она не стала поднимать трубку. Включился автоответчик, и Мадлен услышала настойчивый голос Розы.