Гоблин – император
Шрифт:
— Ваше Высочество?
— Неудачная метафора, — сказал Майя, и ему даже удалось улыбнуться. — Наверное, поэта из нас не получится.
Он не мог сидеть здесь больше, обсуждая свой брак, словно выбор кобылы для жеребца; он чувствовал, что снова может закричать, а это была плохая плата за труды Цевета. Майя отодвинулся от стола и встал.
— Уверен, что на сегодняшний вечер у нас запланированы еще дела.
Он заметил искру понимания в глазах Цевета и отвернулся, пока там не появилось нетерпение или жалость.
— Есть еще одно дело, Ваше Высочество, — сказал Цевет, — хотя мы не знаем, насколько оно важно для вас.
— Что именно?
— Вы поручили нам найти женщину, которая заботилась о вас во
— Благодарим вас, — ответил Майя. — Нас интересует эта леди. Кто она?
— Ее зовут Аро Даниван. Ее муж был Драхада по материнской линии, и ваш отец признавал его своим родственником. Данивада удручающе бедны.
Цевет сделал паузу и посмотрел на Майю, чтобы убедиться, все ли он понял. Майя все прекрасно понял.
— Как и Нелары, вероятно, — сказал он.
Цевет слегка поморщился.
— Да, Ваше Высочество. Но Осмеру Данивару и его жене повезло больше, чем Осмеру Нелару. Лет пять назад на день рождения первого внука ваш отец подарил им небольшую усадьбу, и есть надежда, что Данивары смогли поправить свое финансовое положение.
— Мы рады щедрости нашего отца, — сказал Майя, не позволив себе ни каплю горечи в голосе.
— Осмер Данивар умер два года назад. Его сын занимается строительством и за Осмеррем Даниван сохранили ее апартаменты во дворце. — В голосе Цевета предупреждением прозвучали нотки сожаления, и Майя был почти готов к тому, что услышал дальше: — Осмеррем Даниван перенесла удар. За несколько дней до смерти вашего отца. Она прикована к постели и врачи не гарантируют, что она переживет день зимнего солнцестояния.
Напоминание о связи других жизненных трагедий с его собственной было и спасительным и болезненным. Майя сказал:
— Мы хотели бы навестить ее, если это разрешено.
— Ваше Высочество, — поклонился Цевет. — Ее дочь сказала, что это будет для их семьи честью и радостью. И что ее матушка, как правило, лучше себя чувствует по вечерам.
Император не мог заявляться в гости без предупреждения, так что в апартаменты Осмеррем Даниван был отправлен мальчик-курьер, а пока эдочареи Майи суетились над его одеждой и драгоценностями, потому что платье, подходящее для вечера, проведенного в Алсетмерете, где, как гласил этикет, Император находится «у себя дома», совершенно не подходило для любого из выходов в общество, в том числе в публичные залы Унтеленейса. Майя терпеливо ожидал, пока его белую куртку с зеленой вышивкой заменят на белую куртку с пурпурным кантом, а тяжелые серебряные кольца с аметистами, на массивные золотые с черными опалами. Немер с Аврисом озабоченно обсудили проблему аметистов и гранатов в волосах, но милостиво решили, что их можно оставить. Достаточно будет поменять шпильки из черного дерева с изумрудами на золотые с жемчугами. Немер ловко заменил их, не внося беспорядок в прическу, и Майя вернулся в Черепаховую гостиную как раз к возвращению мальчика, который сообщил, что Император будет желанным гостем в покоях Осмеррем Даниван. Под бдительным оком Дажиса и Телимежа Майя вышел за порог своих покоев.
Они правильно поступили, не отослав мальчика, потому что Осмеррем Даниван жила в той части Унтеленейса, где Майе еще не довелось побывать. Большинство придворных в коридорах были среднего возраста и старше; почти все женщина приседали, не следуя моде, введенной Императрицей Сору. Он напомнил себе, что они не имели в виду ничего дурного, просто были слишком стары, чтобы следовать примеру Императрицы, которая годилась им во внучки.
У дверей их ждал другой мальчик в ливрее Драхада; Майя сделал вид, что не заметил, как тот быстро пнул дверь пяткой, предупреждая находящихся внутри о приближении Императора. Правильно ли было, внезапно подумал он, прийти в дом к людям, не готовым принять его? У них могло не оказаться времени или средств, чтобы привести свои комнаты в порядок для приема Императора. И он не мог признаться им, что после убожества Исварое и Эдономеи до сих пор испытывает неловкость и смущение среди великолепия Алсетмерета.
Но было поздно. Мальчик уже распахнул дверь и объявил (Майя вздрогнул от сочувствия, когда тот «дал петуха» на третьем слове):
— Его Императорское Высочество Эдрехазивар Седьмой.
Научись думать, прежде чем что-то сделаешь, дурачок, сказал себе Майя с хорошо отработанными интонациями Сетериса; но, начав дело, он стремился его закончить. Вслед за Телимежем он переступил порог, последним шел Дажис.
Гостиная оказалась вовсе не такой убогой, как он ожидал. Майя подумал, что не сходится с Цеветом в оценке «удручающей бедности», либо Данивада обанкротились из-за парчовых обоев. При появлении Майи женщина, стоявшая в центре комнаты под витражным абажуром, присела в глубоком реверансе. Когда она выпрямилась, он разглядел, что она была средних лет, довольно полная, но с узким заостренным к подбородку лицом, как обычно изображали эльфийскую знать в сатирических газетах. Хотя и не роскошные, ее одежда и драгоценности были подобраны со вкусом: мелкие лазуритовые бусины в волосах подчеркивали цвет необычайно ярких глаз.
— Осмин Данивин? — Спросил Майя.
Она ахнула и присела снова.
— Прошу вас, встаньте. Мы не желаем причинить вреда вашей матери. Мы уйдем, если вы считаете наш визит вредным для нее.
— О, нет, — Осмин Данивин с видимым усилием взяла себя в руки. — Ваше Высочество, наша матушка искренне рада визиту Вашего Высочества и будет счастлива вас видеть. Просто мы вместе с ней сожалеем, что не можем приветствовать вас должным образом. Видите ли, последствия удара…
— Пожалуйста, — поспешно сказал Майя в ужасе, что она считает себя обязанной извиняться за болезнь, которая убивает ее мать. — Это не важно. Мы можем пройти к ней?
— Конечно, Ваше Высочество, — заверила Осмин Данивин и повела его, сопровождаемого нохэчареями, через короткий коридор в спальню Осмеррем Даниван.
В тусклом свете ночника кровать казалась бледно-голубой горой, осененной, словно облаками, кружевными занавесками. Осмеррем Даниван, обложенная пышными подушками, казалась бесконечно хрупкой, а ее безупречно белое лицо и волосы на фоне халата, веселых розовых и желтых тонов, наводило оторопь прежде, чем посетитель успевал понять, что это вовсе не жестокая ирония.
При звуке их шагов она открыла глаза: бледно-зеленые и выпуклые, только их смог узнать Майя. Она прохрипела что-то невнятное, вероятно, означавшее «Ваше Высочество», и Майя сказал в ответ:
— Приветствуем вас, Осмеррем Даниван. Мы рады видеть вас снова.
— Рады, — повторила она более внятно, и протянула вперед сухонькую ручку со скрюченными пальцами.
Майя взял ее в ладони, оберегая от прикосновения колец, и, повинуясь слабому давлению, встал рядом с кроватью. Она не отпускала, только прищурилась, словно желая лучше разглядеть его лицо и прошептала;
— Хороший… мальчик.
— Она говорит, что вы были хорошим мальчиком, Ваше Высочество, — прошептала Осмин Данивин. — Она рассказывала нам после похорон, каким вы были вежливым и спокойным.
— Мы вспоминали ее, — ответил Майя.
Забыв об этикете, он низко склонился к Осмеррем Даниван; было глупо и бессмысленно изображать Императора перед умирающей. Он тихо сказал:
— Я вспоминал вас. Но я не знал вашего имени. Я хотел только поблагодарить вас.
Она улыбнулась ему, и, хотя разрушенное болезнью тело плохо слушалось ее, снова потянула за руку, пока он не поднес кончики пальцев к ее щеке. Она прижалась губами к его руке, а затем, отпустив, с закрытыми глазами откинулась на подушки и затихла.