Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
– Я рада, что ты меня понимаешь. – продолжала меж тем весело щебетать Нежданова. – Слу-ушай, а вам за меня сильно влетело? Ты уж извини, что всё так получилось.
– Нет, пока еще не влетело. Но вот Наташа – это моя коллега, девушка, которая открыла стрельбу, чтобы подать нам с тобой сигнал об опасности, она…
– Что?
– Тяжело ранена. Сейчас находится в реанимации, ее ввели в искусственную кому.
– Она выживет?
– Не знаю. В состоянии комы ее могут поддерживать достаточно долго, но ей может потребоваться операция, каких у нас здесь
– То есть всё, как обычно, упирается в деньги?
– И всё, как обычно, упирается в деньги, – потерянным голосом подтвердила Прилепина.
– Ольга, я, когда доберусь до места, сразу тебе перезвоню. Слышишь?
– Слышу.
– Мы что-нибудь обязательно придумаем. Честное слово! А пока – держитесь! И… и спасибо тебе за всё. Всем вам – спасибо.
– Виола?! – раздался вдруг удивленный возглас.
Ольга вздрогнула: таким прозвищем ее уже давно никто не называл. Палец машинально сбросил звонок, она обернулась.
Перед Прилепиной стоял тот самый мужчина, который только что о чем-то разговаривал с медсестрой. Мужчина улыбался ей словно старой знакомой, но Ольга, сколько ни напрягалась, никак не могла вспомнить, кто это.
– Не узнаете? Я Жора. Помните?
– Какой Жора?
– Жора Спринтер. Троллейбус. Кошелек. Как вы тогда за мной лихо погнались!
– О, господи! – растерянно ахнула Прилепина. – Так это вы? С ума сойти! Это сколько же лет прошло?!
– Много, – улыбнулся Жора. – А ведь я вас все эти годы частенько вспоминал. Честное слово.
– Я догадываюсь. Небось все маты на дурную бабу сложили?
– Да вы что? Наоборот! – Жора сделался необычайно серьезен. – Я вам очень благодарен, Виола. Простите, просто не знаю, как вас на самом деле зовут.
– Меня Ольгой зовут. Да за что же благодарны-то?
– Я тогда… Короче, очень вовремя сел. Понимаете? Мне ведь тогда три года дали.
– Три? За один кошелек? – ужаснулась Прилепина.
– Не за один. У меня во время обыска дома еще кое-чего, по мелочи, нашли, – усмехнулся Жора. – Ну да не в этом суть. Я-то поначалу как думал: ну зона, ну чего уж там, тем более что не впервой? А через четыре месяца получил письмо. От девушки моей, от Люськи. Она… Короче, она ничего про эти дела мои не знала. А как меня, значит, повязали – всё: ни ответа ни привета. Но я на нее не обижался, правда. Она у меня из приличной семьи, разве станут такие с уголовником связываться? А тут вдруг письмо от нее!
– И что же в письме?
– Написала, что любит и будет ждать. И что сын у меня родился, Женька. Евгений Георгиевич Крутов.
– Почему Крутов? – вздрогнув, передернула плечами Ольга.
– Потому что такая вот у меня крутая фамилия, – довольно хохотнул Жора. – Вот такие дела! Я-то, идиот, был уверен, что Люська аборт сделала, а она, оказывается, сына сохранила. Для меня сохранила. Представляете?
– Представляю, – улыбнулась Ольга. – Представляю, что вы тогда пережили.
– Во-во! Короче, все у меня тогда внутри перевернулось, и мозги наконец-то на место встали. И не просто встали – включились.
– Приняли?
– Ага. Для начала, конечно, будущий тесть отметелил меня хорошенько. У Люськи знаете какой папаша? У-у, крутой мужик! Экс-чемпион Петербурга по пауэрлифтингу! Но потом все нормально пошло, познакомились. Он мне и с работой помог. Замолвил словечко.
– И кем вы теперь работаете?
– В колледже одном, в путяге, если по-нашему, легкоатлетическую секцию веду. У меня ведь первый взрослый по бегу. Кстати, до сих пор поверить не могу, что вы меня тогда на длинной дистанции сделали… В общем, я теперь типа учительствую. Представляете, из карманников да в учителя?! Вот сюжетец, а?
– Да уж, сюжетец, – грустно усмехнулась Ольга. – Вы туда, а я оттуда.
– В каком смысле?
– Вы из карманников в учителя, а я из учителей в «карманники».
– Это как? А-а! Шутите?
– Ох, если бы, – вздохнув о своем, покачала головой Прилепина. – Ладно, не будем о грустном. Я очень рада, Жора, что у вас все так хорошо сложилось. Да, кстати, а здесь-то вы что делаете?
– Да я к Люське заехал. Она у меня сегодня на сутках, так я ей термосок подогнал. У них ведь тут, в реанимации, толком-то и поесть не выскочить.
Ольга посмотрела на Жору, потом перевела взгляд на дверь палаты:
– Вы хотите сказать, что эта медсестра, она ваша?..
– Ну да, Люська. Жена моя.
– Так не бывает! – потрясенно выдохнула Прилепина.
– Почему не бывает? – удивился Жора. – А у вас там что, родственница сейчас лежит?
– Подруга.
– Вы не переживайте, у моей Люськи рука легкая, – с ободряющим сочувствием сказал Жора. – За те четыре года, что она здесь работает, ни один пациент, из тех что она выхаживала, не умер. Ой, извини, ради бога. Тьфу-тьфу-тьфу. Короче, обещаю вам – все будет хорошо!
– Спасибо вам, Георгий, – улыбнулась Ольга и непроизвольно повернула голову на скрипнувшую в конце коридора дверь: это на отделение зашел Мешечко. – Вы меня извините, пожалуйста, но мне нужно срочно переговорить с одним человеком.
– Конечно-конечно. Думаю, теперь мы с вами не последний раз встречаемся.
Карманник и учитель (кстати: а кто из них кто?) пожали друг другу руки, и Ольга торопливо направилась навстречу Андрею.
– Ну! Что тут у вас? Рассказывай! – взволнованно попросил он.
– Наташа спит. Она теперь будет очень долго… спать.
– А врачи что говорят?
– Пока отмалчиваются. Но один человек меня только что клятвенно заверил, что с ней все будет хорошо.
– Что за человек?
– Долго рассказывать, после. А у вас что?
– Крутова мы взяли, – глухо сказал Андрей. – Я взял.
– Ты… ты говорил с ним?
– Да.
– И что он?
– Потом. Это всё потом. Скажи, к Наташе сейчас как? Можно?
– Можно. Только надо отключить телефон и обязательно надеть халат. Погоди, я тебе свой отдам.